– Ну же! Ну!
Он нажимал на вдавленную кнопку, но она не поднималась. Вика мигом воспользовалась ситуацией, упав на пол, она лягнула Маркуса под колено, снеся его с ног. Маркус упал, а сама Вика успела перехватить фотоаппарат прежде, чем он шлёпнулся на пол и разбился.
Ник аж расстроился.
– Ты знаешь, сколько я репетировал свою смерть! – надулся он как ребенок, – Почему ты не дала мне красиво умереть?!
Маркус торопливо отползал к стене, пытаясь спастись бегством, но там путь ему преградили люди Ника. Их надутый и расстроенный руководитель подошёл к обидчику со скучающим выражением на лице. Вика торжественно передала ему фотоаппарат. Ник подцепил своим заостренным ногтем кнопку и вытащил её наружу.
– Хочешь его сфотографировать напоследок? – предложил Ник фотоаппарат Вике.
– ТЫ мечтаешь о мести третий год, не я – фыркнула она.
– Прощай, Маркус, я не буду по тебе скучать.
Щелкнула вспышка, освятив всё вокруг ярким светом. Когда свет рассеялся на полу лежал кусок материи.
– Галстук-бабочка, – чуть не расхохотался Ник, – даже не пиджак. Его личности даже на пиджак не хватило.
Ник смеялся долго, сгибаясь в три погибели, затем, насмеявшись вдоволь, он подошёл и взял в руки галстук, повертел в руках.
– Только не говори, что оставишь его на память, – фыркнула Вика.
Ник примерил галстук-бабочку к своей шеи, затем достал из кармана зажигалку и щелкнул. Материя мигом вспыхнула и от галстука-бабочки остался лишь опаленный шнурок.
– И что теперь? – спросила Вика.
– Нужно кофе, – уверенно сказал Ник, – много-много кофе. Столько чтобы разбудить целое здание.
– Что ты задумал?
– Разбудить Зерцеллу и избавиться от ректора.
Люди Ника заняли все кофеварочные машины, которые им удалось найти в кафетериях и столовых. Кому не хватило машины, варил кофе в турке. Литры кофе заливались в глубокие ёмкости, которые другие студенты несли к часам в главном холле.
При помощи железного лома Ник, попотев, смог просунуть его между сомкнутых губ часов и приоткрыть Зерцелле рот. Кофе литрами начали заливать в часы.
Через двадцать минут глаза Зерцелле приоткрылись. Она выплюнула лом и широко зевнула. Её громкий рык разнесся по всем коридорам и лекториям и даже дошёл до ушей Полуночника, работавшего в кабинете своего бура.
– Что такое?! Что происходит?!
Ректор-губернатор ворвался в Академию, открыв дверь с ноги. Его лицо кипело от гнева, а на виске пульсировала жилка. Его взгляд остановился на Нике, державшего в руках выплюнутый лом.
– Ах вот, кто ты! Вот с кем я воевал последние три года! Всё парень, твоя учёба в Академии закончена, как и вообще какие-либо перспективы!
Полуночник махнул, выбежавшим на рёв из своей рубки Стражам Мрака. Те закатили рукава и начали наступать на Ника. Парень замахнулся ломом, словно битой, собираясь пуститься в атаку в случае чего.
Позади Ника раздался угрожающий рык. Стражи Мрака напряглись и тихо начали отступать.
Зерцелла зарычала ещё сильнее, Стражи мрака развернулись и бросились прочь из Академии.
– Куда вы бежите, болваны! – стучал ногами Полуночник.
– Они не прорвутся назад? – озабоченно спросила Вика.
– Нет, – ответил Ник, – Академия, по сути, крепость, она возведена на основе императорского дворца дека Змеевиков. Теперь мы – отдельное самостоятельное восставшее государство.
Не всем понравились такие перспективы. Многие студенты и преподаватели, поддерживающие Полуночника, были не согласны терпеть новый режим. Ник никого не держал здесь насильно – Ава Мракова, Ария Гранитова, Марго Черненкова, Веромах и другие покинули Академию.
Первое, что распорядился сделать Ник Воронов в отвоёванной Академии – это закрасить зеркальные стены. Где-то в подвалах Академии была найдена старая небесно-голубая краска – всё лучше, чем черно-белая гамма. Голубые стены – стали символ независимости Академии от власти ректора.
Первое что сделали студенты – выкрасили волосы во все цвета радуги, по большей части это были теневицы.
Илья прошелся по знакомым коридорам и сморщил нос от отвращения. Тошнило от всего: от лестницы, на которой он часто ловил Майю, от ковровой дорожки дрянного асфальтового цвета, ото всех воспоминаний. Призрак Майи будто прятался где-то здесь: под столом, в лектории, за углом. А Илье теперь везде четко виделись обман и предательство, ложь и притворство.
Илья никогда никого не жалел. А тех, кто жалел себя он всегда презирал. Он слишком привык тому, что люди приходят и уходят, появляются и исчезают из его жизни, попросту умирают. Его так часто кидали, что он привык к одиночеству.
Он не замечал Майю, она была для него предметом мебели, балластом, очередной влюбленной дурочкой, но стоило её исчезнуть, как в его душе что-то ёкнуло. Пугающее чувство для того, кто считал свою душу мёртвой.
Илья отправился в свою комнату и за пол часа собрал всё самое необходимое в свой чемодан, усеянный гербами подземельных городов, в которых побывал. Этот чемодан сопровождал его в каждом путешествии.
В коридоре парень наткнулся на Ника Воронова:
– Ты не останешься? – спросил Ник.
Илья покачал головой.
– И куда ты теперь?
– Домой, – помедлив ответил парень, – в Ядовитый Порох.
