В квартире царили темнота и тишина, которую нарушало только похрапывание Родьки, которое доносилось из комнаты. Но обо мне слуга не забыл, поскольку на кухне я обнаружил кастрюлю с еще теплым рассольником. Надо же, отвлекся он, стало быть, от компьютера да и позаботился о хозяине. Одно только непонятно: где он соленые огурцы взял? Хотя чего тут неясного, опять небось у кого-то из соседей из холодильника спер. Куда только подъездный смотрит?
Кстати, о нем.
– Вавила Силыч, – постучал я по стене. – Загляни, коли не спишь. Дело есть. Неотложное.
За холодильником раздалось шуршание, а секундой позже передо мной появился немного сонный смотритель нашего подъезда.
– Ты чего полуношничаешь, Александр? – уточнил он у меня. – Час волка на дворе, в эдакое время только тати одни и не спят. Вон даже молодожены со второго этажа и те угомонились со своими ахами да вздохами.
– Их время – день, мое – ночь, – пояснил ему я. – Хотя спать, конечно, хочется.
– Так и ложись.
– Не могу, надо еще кое с кем пообщаться. Собственно, Вавила Силыч, я потому тебя и позвал. Ну, чтобы извиниться за причиненные моральные неудобства.
– Опять ты какую-то пакость в дом приведешь! – недовольно буркнул мой собеседник. – Причем догадываюсь, какую именно. Стало быть, снова Кузьмич филином на меня гукать станет, что в подъезде невесть что творится!
– Если чего, то сам готов перед ним ответ держать, – предложил я. – Не проблема. Ты же тут вообще ни при чем, верно?
Ничего мне на это Вавила Силыч не ответил, только глянул невесело, короткопалой рукой махнул да и ввинтился в цель между плитой и столешницей.
Надо будет ему торт купить, что ли? А лучше заказать. Плотный, калорийный, с розочками из масляного крема и щедро пропитанным коньячком бисквитом. Я заметил, что подъездные именно такую кондитерку любят более всего.
Решив, что так и сделаю в ближайшее же время, я направился в комнату, туда, где под креслом упоительно-безмятежно похрапывал мой слуга.
– Подъем! – нагнувшись, я дернул его за заднюю правую лапу. – Родька, да проснись ты!
Лапа дернулась, чуть не засветив мне в нос, но этот мохнатый лентяй даже и не подумал открывать глаза.
– Сейчас водой оболью, – пригрозил я ему. – Хотя нет. Сейчас к нехорошей маме сетевую плату из компа выну, шиш ты тогда фотки голых человечиц рассматривать сможешь.
– Да мне они даром не нужны, – проворчал Родька. – Все, все, проснулся я.
– Дай мне еще один «поп-ит» из твоих запасов, – потребовал я. – Да поживее.
– Ну-у-у! – заныл тот. – У меня их всего ничего и все любимые.
– Поговори мне еще! – распрямился я. – Знаешь, у меня эта ночь не очень сложилась, не хватало еще с тобой, собственным слугой, отношения выяснять. Правы люди: много ты воли себе взял! Если сейчас же не выполнишь мой приказ, я тебя из своего дома и своей жизни изгоню, ясно? А на твое место вон Афоньку одноглазого возьму.
Никогда я еще так с ним не разговаривал и, может, если бы не непомерная усталость, что навалилась на мои плечи, не стал бы. Но тут, видно, звезды сошлись, не исключено, что те самые, что одна за другой гасли на светлеющем небосклоне.
– Сей момент, – и в голосе Родьки, как ни странно, я услышал какие-то новые нотки, которых раньше не было. – Щас!
Он лохматым клубочком метнулся к шкафу, чем-то там громыхнул, а после вернулся обратно, держа в лапах пригоршню разноцветных игрушек.
– Во! – высыпал слуга мне их под ноги. – Выбирай любую, хозяин! Или все забирай, мне не жалко.
– Все-то мне на кой? – я нагнулся и взял одну из безделушек, среднюю по размеру. – Этого хватит. Иди уж, досыпай.
– Как повелишь. – Родька отволок свои пожитки обратно в шкаф, а после забился под кресло.
Мне отчего-то стало неловко, будто я что-то нехорошее сделал, постыдное. Ну да, этот мохнатый прохиндей не подарок, иногда вреда от него бывает больше, чем пользы, но стоило ли так поступать?
Или, наоборот, именно так и стоило? Причем давным-давно? Мне ведь много кто про это говорил, и не только люди.
Я вернулся на кухню, положил «поп-ит» на стол, включил электрочайник и громко произнес:
– Мара, поговорить бы, причем прямо сейчас. Это важно. Для нас обоих важно.
Тишина. Не топают по сумрачному коридору маленькие ножки, не щелкают резиновые пузырики на новомодной забаве, только чайник знай негромко гудит.
– Мара, я жду тебя, – произнес я. – Чайку попьем, дела обсудим. Ведь ты же меня слышишь, я в этом уверен. Ну нет у меня сил ритуал проводить по всем правилам, честно. Устал сегодня как собака.
И снова тишина.
Минут через пять я уж было решил, что все-таки придется доставать с антресолей горелку, снова будить Родьку, который как ассистент в процессе деланий зелий и прочих алхимических забавах незаменим, но тут услышал, как еле слышно скрипнул ламинат в коридоре.
Пришла, стало быть, малая, почтила-таки меня своим вниманием.
– Звал? – Малышка, светлые волосы которой сегодня были заплетены в одну тугую косичку, вошла в кухню и по-хозяйски вскарабкалась на табурет. – Слушаю тебя.
Она еще и наряд сменила, теперь на ней красовалась ярко-синяя курточка с Губкой Бобом.
– Звал, – подтвердил я и ткнул пальцем в направлении закипевшего чайника. – Может, чайку?
– Не употребляю, – холодно отказалась Мара. – Говори.
– Есть у меня к тебе два дела. С рассказа о каком начинать? О том, что попроще, или о том, что посложнее?
– Мне все равно, – передернула плечами малышка. – Сам решай.
Сам решай. Да я уже голову сломал над тем, какую из двух просьб первой изложить.
– Скажи, ты с Пухеей в каких отношениях?
– Да почти ни в каких. – Мара протянула ручку и цапнула со стола изъятый мной у Родьки «поп-ит». – Это мне?
– Разумеется, – подтвердил я.
– Ты мне такое уже дарил! – в голосе нежити послышались подлинные капризные нотки избалованной девчонки.
– Тот круглый был, а этот квадратный. И цвет другой.
– Ну да, – повертела Мара подарок перед глазами. – Фу, он пахнет. Так что ты там у меня спрашивал, ведьмак?
– Пухея, – напомнил ей я.
– А, да. Она, как и ее сестрицы, особо к разговорам не тянется. У них другой промысел. Ты давай лучше сразу скажи, что тебе от нее надо, а я отвечу, возьмусь помогать или нет.
– Человека одного надо от хвори излечить, как раз по ее профилю. Она точно такое может сотворить, я это наверняка знаю.
– С чего такая доброта? Родич твой, что ли?
– Да нет, – уклончиво ответил я. – Просто надо. Жизнь ведь по-разному поворачивается, вот и у меня она крутанулась в неожиданную сторону.
