Кавендиш, чуть склонив голову, с отстраненным интересом продолжал на него смотреть. Внешне сохраняя показательное спокойствие, он прикидывал, сможет ли он сжечь всех присутствующих. С сожалением понимая, что нет, не сможет. Щиты охраны маркграфа активированы на такую мощность, что эхо звона напряжения энергии Кавендиш чувствовал очень отчетливо. Словно легкий гул на грани слышимости, гул напряжения защитной сферы; Кавендиш даже видел едва заметное марево прямо по центру стола. Да и жрец явно непрост, несмотря на полную тишину восприятия его ауры – но божественная защита часто не определяется простым поиском.
– Но я не хочу, чтобы ты стал трупом, – вдруг произнес Дракенсберг, теперь внимательно глядя на Кавендиша и сложив свои огромные руки на столе. – Более того, я готов поддержать твою кандидатуру как Единого короля.
Кавендиш убрал с лица презрительную полуулыбку, но продолжал молчать, внимательно глядя на маркграфа. Тот, в свою очередь, достал из небольшого мешочка что-то, со звучным металлическим щелчком положил это перед собой, а после толкнул в сторону Кавендиша. С металлическим звуком вещь скользнула по столешнице, приехав на противоположную сторону стола. Кавендиш, который не глядя накрыл «посылку» ладонью, приподнял руку и на краткий миг скосил взгляд вниз.
Перед ним лежал артефакторный перстень – фамильный меч Великого Дома Кавендиш. Подобных перстней, с фамильными мечами, было всего два: у главы Великого Дома и у его официального наследника.
– Твой брат Матиас, с согласия твоего отца, просил тебе это передать, – произнес Дракенсберг. – Как подтверждение, что Великий Дом Кавендиш тоже не хочет, чтобы ты стал трупом. У тебя завтра утром будет выбор: или ты во время Суда богов остаешься на стороне Рейнара с понятным исходом, или же ты можешь сохранить жизнь и расположение фамилии. И, что самое главное, ты уйдешь из-под внимания карающего Ока Конгрегации и тебе даже не будут предъявлять обвинения… в случае, если ты завтра будешь свидетельствовать против Рейнара в мою пользу.
Кавендиш по-прежнему продолжал молчать. Только забрал со стола фамильный перстень, крепко сжав его в кулаке.
– Ты, Венсан Кавендиш, можешь сейчас думать, что Рейнар имеет шанс выиграть поединок. Так вот: никакого шанса у него нет, – снова произнес Дракенсберг. Он хотел сказать что-то еще, но не успел.
– Никакого шанса у него нет, – скрипящим эхом старческого голоса повторил вдруг за Дракенсбергом жрец.
Кавендиш со скрытой насмешкой посмотрел на слепого старца. Он видел волю богини, видел сожженный молнией труп Лавиолетта и понимал, что сидящие перед ним – хватающиеся за соломинки утопающие. Как можно идти против воли богов, Кавендиш не понимал. И на что надеется Дракенсберг, он тоже не понимал.
Как оказалось, он ошибался: в этот самый момент верховный жрец вдруг посмотрел своим белесым взглядом Кавендишу прямо в глаза. Заглянув, как ему показалось, прямо в душу. Лицо слепого старика исказилось, видоизменяясь – сквозь обтянувшую череп кожу вдруг проглянули очертания головы ворона; глаза жреца почернели, заполнившись глянцевым мраком, лицо потемнело, а за спиной появились призрачные черные крылья.
– Воля высокой женщины – не есть воля всех богов Севера! – свистящим шепотом произнес жрец. – Помни об этом, когда будешь стоять на Скале закона и принимать решение жить тебе, или умереть.
Призрачные крылья ворона за спиной жреца опали, кожа вновь из темной стала старчески коричневой, а глаза вернули белесый оттенок, когда из них ушла темнота.
– Ты стоишь на пороге жизни и смерти, Венсан Кавендиш, – произнес жрец своим прежним скрипящим голосом.
– Или ты завтра с нами и остаешься живым претендентом на титул Единого короля и сохраняешь расположение фамилии, – вторил ему Дракенсберг. – Или же ты против нас и умираешь с позором. Я не жду от тебя немедленного ответа, Венсан Кавендиш. Но имей в виду, что у меня есть информация, тебе неведомая. И я тебе клянусь перед всеми богами… Рейнар не имеет ни малейшего шанса выиграть поединок! – повысил голос Дракенсберг и поднял руку, на которой силой взблеснул артефакторный перстень.
– Завтра, на поле тинга, когда я попрошу тебя сказать слово, ты примешь решение. И либо ты станешь Единым королем вместе с нами… либо с позором умрешь вместе с Кайденом де Рейнаром. Тебе решать, Венсан из Дома Кавендиш.
Потянувшись через стол, Дракенсберг взял кувшин с вином и налил себе в массивный, под старину, серебряный кубок. В несколько крупных глотков осушив его, Дракенсберг с грохотом, усиленным тишиной зала, поставил кубок на стол и, не глядя больше на Кавендиша, вышел прочь.
Когда Дракенсберг и двое его телохранителей покинули трактир, в зале еще долгое время стояла тишина. Кавендиш, сохраняя внешнюю невозмутимость, посмотрел на жреца. Тот даже не отреагировал, глядя невидящим взором в противоположную стену. Кавендиш перевел взгляд на женщину в вуали – за плотной сеткой было заметно, что она за ним пристально наблюдает. Но ни словом, ни жестом не выражая желание начать общение.
Осмотрев стол, Кавендиш оценил свой аппетит, вернее, его отсутствие, а потом не прощаясь поднялся и вышел в ночь.
Глава 10
Из трактира Кавендиш возвращался по лагерю в одиночестве – провожавшая его жрица Фреи исчезла и на глаза больше не показывалась.
Пытаясь собраться осознанием мыслей и чувств, Кавендиш больше двух часов вышагивал по периметру пустого лагеря легиона. А после этого направился туда, куда изначально вечером и шел – в термы. Надеясь, что Рейнара, Ливию и Никласа там не увидит. И еще надеясь, что жрица Фреи ему больше на стойке администратора не встретится.
Так и оказалось: время близилось к полуночи, термы практически пустовали. Практически – в первом зале его встретили две заспанные девушки-массажистки. Почти не обращая на них внимания – Кавендиш так и не вышел из состояния тяжелой задумчивости, он повиновался их словам и движениям, пока его раздевали и разогревали массажем. И пока Кавендиш безмолвно лежал на лавке, ярко чувствовал он только фамильный перстень, который сжимал в кулаке.
«Много крови и мало чести», – сказал ему Рейнар перед тем, как они направились в Северный круг. И он ведь оказался удивительно прав: совсем скоро Кавендишу нужно будет решить, чьи интересы предавать: боевых товарищей по Корпусу или интересы фамилии. Которая от него, как оказалось, не отказалась.
Да, формально Кавендиша по решению Ассамблеи изгнали, но, сжимая в руке перстень, он понимал, что сделано это было во избежание конфликта с Инквизицией. И переданный ему артефакторный перстень Матиаса, обычно принадлежащий наследнику, это подтверждал. И еще косвенно подтверждал слова Дракенсберга о снятии с него обвинений – подтверждал то, что Дом Кавендиш договорился с Инквизицией.
Осознание того, что фамилия от него не отказалось, грело. Но понимание, что совсем скоро нужно будет принять решение, выбирая из двух одинаково плохих вариантов, морозило. И больше всего Кавендиша выбивала из колеи неоднозначность решения – он не мог пойти против боевого братства и клятвы Корпуса. Но не мог он пойти и против фамилии: ведь одно дело от нее отречься, а другое – предать ее интересы.
