Время потекло совершенно по-иному, и когда ясное сознание начало возвращаться к обоим, Кавендиш не мог даже понять, сколько минут, или даже часов, прошло. Они с Мари-Мадлен лежали на скамье, полностью утомленные. Отодвинувшись от мокрого и разгоряченного тела, Кавендиш с трудом переводил дыхание – ему не хватало воздуха, а пот тек градом. Мари-Мадлен, которую он отодвинул, и вовсе в полубессознательном состоянии ничком раскинулась на скамье в неудобной позе, подмяв под себя руки.
Кавендиш уже хотел было потормошить ее, но она с долгим протяжным стоном потянулась и поднялась. С явно видимым трудом и сковывающим утомлением, но при этом ни на йоту не теряя привлекательной грации прежнего притяжения.
Со вздохом, не оставившим Кавендиша равнодушным, Мари-Мадлен дошла до арки приватного грота и, остановившись перед ней, поманила его за собой. Он поднялся со скамьи и направился за следом. Мари-Мадлен отпрянула от арки прохода и, не дожидаясь Кавендиша, спустилась в бассейн. Проплыв к противоположному бортику с оборудованной под водой длинной скамьей, она расположилась на ней, замерев в вызывающей мурашки желания позе, призывно глядя сквозь легкий туман пара на Кавендиша.
Окунувшись в приятно прохладную воду, Кавендиш подплыл к Мари-Мадлен. Поза ее – наполненная красотой тела, по-прежнему не оставляла равнодушным: вода едва-едва прикрывала бедра, и красота тела не скрывалась. Мари-Мадлен выглядела настолько притягательно, что Кавендиш с трудом сопротивлялся вновь нахлынувшему притяжению. Опять же где-то на краю сознания холодно понимая и принимая, что скорее всего без божественного вмешательства здесь и сейчас не обходится. Он ведь, даже будучи любителем женщин и любовных утех, никогда не терял голову настолько сильно и бесповоротно.
Настало время короткого, но очень напряженного раздумья. Переходить к делу снова или… переходить к делу? Впрочем, хороший секс никогда не вредил серьезному разговору – подумал он, когда тяжелые груди Мари-Мадлен очень уютно и удивительно приятно легли ему в ладони.
«…оргазм на языке франков звучит как: la petite mort. Маленькая смерть. И это не аллегория, Кавендиш», – собирающийся снова удалиться на тайм-аут чистый разум вдруг подбросил воспоминанием цитату Рейнара из памятной беседы, заставляя сознание трезветь.
Мари-Мадлен между тем прильнула к Кавендишу, ее дерзкий и настойчивый язык ввинтился ему в ухо. Отстраняя женщину, Кавендиш не удержался и подарил ее крепкий поцелуй, а после все же отодвинулся от нее на расстояние вытянутой руки.
Разум восторжествовал.
– Думаю, что мы уже достаточно познакомились, поэтому предварительный этап беседы можно пропустить и переходить сразу к делу, – сохраняя спокойствие в голосе, произнес Кавендиш.
– Ты смог меня удивить, Венсан Кавендиш. Первый раз я столкнулась с таким темпераментом, – действительно не скрывая удивление, произнесла женщина. Вот только удивлена она была явно не темпераментом, а тем, как Кавендиш смог сбросить с себя пелену обольщения.
– Могу сказать то же и про тебя, – кивнул Кавендиш собеседнице. – Мы здесь, чтобы обмениваться комплиментами?
– Мы здесь, потому что это единственное место, где сегодня нам можно поговорить безбоязненно вне чужого внимания.
Кавендиш вдруг вспомнил девушек-массажисток на входе. На них он внимания совсем не обращал недавно, но сейчас подумал, что это могли быть жрицы богини (только какой?), и тогда слова Мари-Мадлен, ее уверенность, имеют вполне простое объяснение.
– Тогда переходи сразу к делу. Созерцая твое прекрасное тело, мне невероятно сложно собраться с мыслями и сосредоточиться на деле.
Мари-Мадлен сдержанно улыбнулась, оценив комплимент.
– Дракенсберг хочет твоей смерти.
– Не сюрприз, но за информацию спасибо.
– Фамильный перстень Дракенсберг передал тебе лишь из уважения к главе Великого Дома Кавендиш, и из уважения к нему просит тебя выступить свидетелем на своей стороне. Причем просит это так, чтобы ты отказался.
Кавендиш кивнул. Действительно, тон и подача информации от Дракенсберга были таковы, что при всей сложности вопроса не оставляли ему даже лазейки к тому, чтобы, приняв его предложение, не потерять при этом собственную честь.
– Но Дракенсберг прав в том, что у Рейнара нет шансов в поединке. Северные боги – это не только Высокая женщина. И после того как Рейнар проиграет в поединке… или даже не проиграет, это уже неважно, он умрет. Без вариантов.
Кавендиш молча смотрел в такие большие, прозрачно-голубые глаза Мари-Мадлен, подведенные темно-синими стрелками. Которые совсем не потекли и не размылись, несмотря на влажность терм и невероятные любовные игры.
– Ты так и будешь говорить общими фразами, или мы наконец перейдем к конкретным вещам?
– Всенепременно. И начиная разговор о конкретных вещах, например, я могу рассказать тебе о том, что Дракенсбергу известно о том, что варгрийские всадники, числом чуть более сотни, уже идут к Рейнару в Нордхейм.
Кавендиш с трудом сдержал невозмутимый вид.
– Инквизиция это предвидела, и сюда в помощь к Дракенсбергу был направлен специальный особый отряд, который может противостоять на равных варгарианцам, даже если они будут использовать запрещенный Кодексом красный лириум. Отряд Инквизиции сможет противостоять и варгарианцам, и Рейнару. Рейнар, даже если выиграет Суд богов, погибнет, как и его варгарианские всадники – это уже предрешено. Ты же или погибнешь на поле тинга вместе с ним, или чуть позже, на виселице… Или же, если ты выступишь как свидетель на стороне Дракенсберга, тебя провозгласят кандидатом на титул Единого короля, но после ты тоже умрешь. Случится трагическая случайность. Так решили в Трибунале Конгрегации, несмотря на договоренность с твоей фамилией о помиловании, и Дракенсберг об этом решении прекрасно знает.
– Зачем ты мне все это сообщаешь?
– Затем, что я не хочу твоей смерти.
– Неужели?
– Именно так.
– Я помогал вырезать кровавого орла на спине твоему брату.
– Но ты сохранил жизнь моей дочери.
Кавендиш в этот раз не смог сохранить невозмутимость и с удивлением посмотрел в лицо Мари-Мадлен. Он вспомнил: узкие коридоры здания посольства-резиденции Конгрегации в Нордхейме, крики боли и треск костей перемалываемых инквизиторов.
Рейнар тогда уже был в кабинете Стефана Лавиолетта, а они с Ливией столкнулись с группой инквизиторов. Добивая одного из них, Кавендиш влетел в кабинет, реагируя на движение, размазал конструктом по стене второго, и тут же, вызвав из пространственного кармана меч, ударил по третьему. Клинок он остановил у самой шеи противника: потому что не чувствовал перед собой никакой опасности, только яркий ужас и отчаяние.
На Кавендиша тогда, снизу вверх вдоль сияющего артефакторного клинка посмотрели огромные голубые глаза совсем юной девушки в форме младшего судьи Конгрегации. Он хорошо запомнил яркие конопушки на носу и совершенно чистый, невинный взгляд. Несмотря на черную с серебром форму инквизиции, Кавендиш не смог нанести удар – коротким взглядом он тогда показал девушке на приоткрытое окно. Кивнув, стараясь удержать дрожь, она без задержек поднялась и стремительно выскользнула в окно, спрыгнув вниз. И только обернувшись, Кавендиш тогда столкнулся с укоризненным взглядом Ливии – которая прекрасно видела, как он не смог нанести удар.
