– Значится так, мастер Рэйнер, письмо вам из Ордена.
Он поднял брови в немом вопросе. Ответ последовал незамедлительно.
– Уничтожили мы сие письмо. Сами понимаете, время неспокойное.
– Чего от меня хотят в этот раз?
– О, так вы не слышали новости? – воодушевился один из спутников усача. – Война назревает!
– Чего ты радуешься, дурень? От чего ты радуешься-то? – взмахнул руками командир. – Идиот, – пожаловался он кузнецу.
– Идиот, – согласился Рэйнер. – Так что в письме-то было?
– Выплата вам от Ордена да просьба поторопиться. Несколько отрядов уже отбыло из столицы, остальные ожидают обмундирования для себя и коней.
– Лошадиная сбруя не по моей части, – уже в который раз повторял он эти слова. – Я по оружию да лёгким доспехам. Всё что тяжелее твоей жены это к кузнецу напротив.
– Понял, мастер, не серчай.
– Выплата была с письмом или на счёт в банке.
– Ах, точно! – хлопнул себя по лбу усач, затем полез под куртку и выудил оттуда мешочек размером с кулак.
Аккуратно передав деньги кузнецу, мужчина вновь занял своё место перед наковальней и заложил руки за спину.
– Что-то ещё?
– Ну мы ноги топтали дабы вам вести принести и деньги, – начал издалека усач.
Рэйнер прервал его движением руки, затем распустил горловину мешочка, вытащил монетку наугад и кинул её мужику.
Тот охнул, но золотой шурль поймал.
Кузнец был удивлён щедростью Ордена, но виду не подал.
Дождавшись пока посетители уйдут, Рэйн подошёл к окну:
– Война, значит, – он говорил тихо, никто не мог бы его услышать даже при великом желании. – Тэйгейт или охотники? По ком вы решили ударить первым делом? Что там, что там вас ждёт поражение. Но я сделаю всё возможное, чтобы вы смогли выжать из них всё. Шлюха охотничья поплатится за содеянное!
Рэйнер вернулся за наковальню и с новой силой принялся выравнивать железный прут, которому в будущем предстояло стать мечом.
Он вспоминал ту ночь, когда оступился. Когда захотел завладеть тем, что раньше ему принадлежало по праву.
* * *
Он метнул нож. Его этому учил отец. Лезвие беззвучно вошло в женское тело, чуть повыше пупка.
Он видел, как Лили опустила вниз глаза. Чёрные, заплывшие мраком, глаза.
Улыбнулась, взялась за рукоять и выдернула оружие. По плоскому загорелому животу потекла кровь, пачкая пояс штанов.
– Теперь моя очередь, – жестоко усмехнулась она.
Охотница была быстра и проворна, он не мог сопротивляться. Всего за мгновение она разорвала свою одёжку, что валялась на полу и привязала руки парня к ножкам топчана.
* * *
Кузнец потёр широкий шрам, который охватывал кольцом правое запястье. А потом вновь опустил молот на заготовку и вернулся к своим воспоминаниям.
* * *
Лили не была похожа на ту девушку, которую он помнил. Она стала злой, жестокой и кровожадной.
От тех пыток, который она применяла к нему, Рэйнер до сих пор вздрагивал. Память сохранила только боль, что он испытывал в те минуты, часы, дни.
Это длилось трое суток.
Ровно столько она кромсала его тело ножом, а потом какой-то невиданной мощью заставляла все раны затянуться.
В перерывах, когда он терял сознание, девушка выбивала верхний слой стены тем же ножом.
За трое суток дракон, эмблема Ордена Теневых, пропала с южной стены комнаты его дома.
Он рассказал ей всё что знал за первый час пыток, но она не остановилась. В чёрных глазах не было и намёка на жалость. Иногда он от неё слышал рубленные короткие фразы.
– Был жив, а меня не искал, – сказала она, разрезая кожу у него на подбородке. – Этот шрам будет напоминать тебе обо мне.
И действительно. Это был единственный шрам, который сохранило его тело. Все остальное осталось памятью, и крошевом на полу его комнаты у южной стены.
Она пытала его трое суток, а потом как ни в чём не бывало надела брошеную рубаху и ушла, предварительно развязав путы.
У него не было сил гнаться за ней, мстить.
Она показала ему, где именно он оступился.
* * *
– Я поцеловал тебя, Лили, в Ночь Огня. Но я этого не хотел. Это был не мой поцелуй, дорогая. Вот с этого всё пошло не так.
Первым делом, став королём и разобравшись с вопросами политики и коронации, Косбан Йосфрин Рэвард переместил королевские покои в другое крыло замка. Чуть позднее он избавился от ненавистной прислуги и табуна отцовских любовниц.
Вздохнув чуточку свободнее, будто очистил мир от капли зла, король вернулся к делам государственной важности.
Прямо сейчас он сидела за столом в своём кабинете и при свете масляной лампы изучал карту материка. Мужской палец скользнул от Тэйгейта к Айвории, постучал по столешнице и замер.
– Военное положение в империи, значит, – пробормотал мужчина, зарычал и откинулся на обтянутую серой кожей спинку кресла. – Как всё не вовремя!
За окнами завешенными шторами на Нулбанар спускалось утро. Король не заметил, как прошла ночь.
Потянулся, встал, отвесил окно.
– Сегодня день наступил. А что будет завтра? Под чьими флагами мы проснёмся? Случай! – Косбан оттолкнул от себя ластящуюся серую кошку. – Если Тэйгейт и взаправду решит выступить войной…
Король не договорил. Голова болела от недосыпа.
Мужчина приложил пальцы к пульсирующим вискам и сделал глубокий вдох.
«Главное сейчас, быть спокойным, – думал он. – Разведчики сообщают о том, что никаких кардинальных действий восставший император не предпринимает.»
– Восставший император! – вслух зарычал король. – Где это видано, чтобы мертвецы вставали во главе страны? Будь это кто-либо помимо Сараммы, его бы на вилы вздёрнули! А с полководцем, поработившим полмира, носятся даже, когда он воняет!
Но тишина и полумрак кабинета была ему ответом.
Решив, что бездействовать нельзя, король накинул на плечи тёплый плащ и вышел в холодный сырой коридор. Косбан никогда не любил резиденцию отца, но выбирать не приходилось. Теперь это была его резиденция.
Некогда сгоревшее крыло библиотеки, что унесло с собой жизнь королевы и её свиты ныне оборудовали под темницу, о которой знали только доверенные лица. Именно туда сейчас направлялся король Айвории. Он ни на что не надеялся, знал, что из пленника ничего не выбьет. Но разговор мог помочь ему отвлечься. Да и уважал он узника за его стальную волю, задумывался иногда о том, что стоит его помиловать.
По коридору за правителем немыми тенями двигались стражники, готовые в любой момент своей грудью защитить короля от вражеского клинка. Косбан прекрасно понимал, что никто из них не успеет среагировать, если опасность появится, но отослать не решался.
