Увидеть бы хоть разок Тимофея. Просто издалека посмотреть. Запомнить. Я ему никакая не пара. Такие красавцы женятся на дочках партнеров, а не на вчерашних бедных студентках. И даже не догадываются, что где-то в провинции растут их дети. Слишком велик риск, что богатый отец отберет малышей. И Тимофей не исключение. Я точно знаю. Мне говорили. Поэтому рисковать не хочу…
Кто-то шумно бежит по лестнице. Наверняка возвращается Надежда. Лучше уйти в палату и не отсвечивать здесь. А то решит, что я подслушиваю…
Или увидит слезы и вколет успокоительное.
Нервничать нельзя. А я опять реву как дура!
– Что случилось, Ушакова? – войдя в отделение, деловито окликает меня медсестра.
– Все хорошо. Не спится только, – пожимаю плечами и добавляю, будто самый весомый довод. – Праздник скоро…
– Тогда пойдем чай пить, – неожиданно предлагает Надя. – Поболтаем. У меня оливье есть домашний. И наполеон. Мама сегодня готовила. Будешь?
– Конечно, – киваю, улыбаясь. Размазываю по лицу слезы. – А у меня – мандаринки. Девчонки с работы приходили…
– А мужик твой где? Родители? – напряженно смотрит на меня медсестра, помогая подняться с дивана.
– Родители живут далеко. Они со мной не общаются. Говорят, я их опозорила. А мужик тут проездом был. К нам на комбинат приезжал. В командировку, – привираю про Морозова. Шанск – городок маленький. И Тимофей тут – местная знаменитость. Узнает кто, что дети от него, разболтают обязательно.
– А он женат? – продолжает допрос Надежда, входя в комнату для персонала. Расторопно достает судочки из холодильника.
– Нет, – протиснувшись следом, мотаю головой. – Но это была одноразовая акция.
– Ну, может, сообщить ему…
– Не хочу. Дети только мои, – заявляю сердито. Маленьким танком направляюсь к двери.
– Погоди, – останавливает меня Надя. Смотрит изумленно. – Мы же чай хотели попить.
– Пойду спать, – вздыхаю устало. – Не люблю про жизнь разговоры.
– Хочешь, провожу? – уныло предлагает медсестра.
– Сама дойду.
И уже в коридоре останавливаюсь около зеркала. Придирчиво осматриваю свое отражение. А оттуда на меня смотрит уставшая беременная женщина с грязными волосами.
Окажись сейчас рядом Тимофей, точно бы не узнал. Прошел бы мимо.
На всех парах возвращаюсь обратно.
– Надя, – прошу чуть обиженную медсестру. – Давай завтра с утра голову помоем, а? Я заплачу…
– Что это тебя пробрало среди ночи, Ушакова? – строго спрашивает она. – Или тоже к приезду принца готовишься?
Дергаюсь, как от удара. Надя, не подозревая, бьет по больному. Только бы не выдать себя. Не разреветься. Не дать повод для сплетен.
– Не понимаю, о чем ты, – роняю небрежно. Закусываю трясущуюся губу и быстрым шагом возвращаюсь в палату.
1. Тимофей. Хорошее дело браком не назовут
– Тимоха! А где елку ставить будем? В зале или на кухне? – орет на весь дом Богдан.
– В баню тащи! В комнату отдыха! – откликаюсь, доставая из шкафа-купе коробки с гирляндами и игрушками.
– Твои родаки всегда в зале ставили, – появляясь на пороге, чешет затылок Дан. И задумчиво глядя в потолок, добавляет. – А помнишь, как мы расстреляли хрустальную люстру?
– Никогда не забуду, – признаюсь честно. – Она свалилась прямо на стол и разбилась. Осколки попали в салаты. Родителям пришлось все выкидывать и заново накрывать… А мама плакала… Чешский хрусталь все-таки.
– Я думал, нас тогда убьют, – морщится Дан. Виновато чешет затылок.
– А мне особо не влетело, – признаюсь я. – Мама лишь попросила запомнить, и в будущем, когда у меня появятся свои дети, не ругать их. А я ей торжественно поклялся, что у меня никогда не будет таких детей-придурков, – усмехаюсь я и замечаю гордо. – Видишь, слово держу!
– Не зарекайся, – весело хмыкает Богдан и, оглянувшись, интересуется. – А где ведро с песком? Елку куда ставить?
– Вчерашний день, Богдан Васильевич, – морщу нос. – Я специальную подставку привез. В багажнике возьми.
И как только друг выскакивает за дверь, открываю коробку с новогодними украшениями. Старые стеклянные потертые игрушки, нанизанные матерью на тонкие нити дождика, покоятся среди комков ваты. Провожу ладонью по ребристым потертым шишкам и шарикам. Наверное, стоило купить новые в городе.
– Сейчас быстренько развесим. Витек приедет, и за стол! – весело командует Дан, застыв в дверном проеме с елкой и подставкой.
– Сначала в баньку, – отрезаю я. – Зря, что ли, строил!
– Да у тебя тут как в Версале, Фей! И баня, и бассейн! Я бы тут в комнате отдыха жить остался! – вздыхает старый друг. – Вот женишься, и твоя гламурная супруга нас с Торгановым и на порог не пустит…
– Да ладно! – отмахиваюсь я. – Не хочу. И так хорошо. Зачем мне жена, сам подумай! Бабки есть. Подружек сговорчивых хватает.
– Совсем семью не хочешь? – спрашивает обескураженно. – Твои вроде нормально жили. Для всех образец…
– Да я ж не спорю, – вздыхаю понимающе. – Но время сейчас другое, Дан. Никого уговаривать не надо.
– А семейный уют?
– Не стоит он такого головняка. Суп мне и домработница сварит. Уборка и глажка на ней… Для чего мне жена? Вот скажи!
– А я бы женился, знаешь! Только на нормальной. Но где ее встретить?
– Не знаю, я их не ищу, – смеюсь довольно. – Институт брака давно себя изжил. Надо тебя в бракоразводный процесс взять. Мигом расхочется…
У меня таких примеров – целый стеллаж в архиве. Адвокат все-таки. Больше, правда, по корпоративному праву. Но иногда клиенты просят… Ну, как откажешь, тем более гонорары у меня астрономические.
– Кажется, телефон, – прислушивается Дан к трели, доносящейся из комнаты.
– Мой, – вздыхаю тяжело и, отложив в сторону коробку, иду за айфоном.
«Литвин» – высвечивается на экране фамилия постоянного клиента.
Вопрос – отвечать или нет, не стоит. Слишком велики ставки. У адвокатов не бывает ни выходных, ни праздников. Никакой личной жизни.
Но сегодня я делаю исключение.
Нет меня! Завтра перезвоню.
Айфон снова гудит. Теперь уже Литвин отправляет мне эсэмэску.
«По Иваново что?»
«После праздников сам смотаюсь. Постараюсь уговорить», – отвечаю быстро. Печатаю следом «С Наступающим!» и ставлю телефон на беззвучный.
Один день в году могу не работать?!
Скоро Новый год! Нужно старый проводить. Попариться. Пытаюсь достать гирлянды. Но дурацкий дождик запутывается.
