Но Антон и здесь оказывается быстрее меня. Отнимает смартфон всего лишь одним движением руки и придавливает меня к кухонному островку всей своей мощью. Я прогибаюсь в спине назад, чтобы избавиться от жара, который мгновенно вспыхивает от такой близости, и смотрю в разъяренные глаза своего мужа.
Черные дьявольские глаза, которые не сулят мне ничего хорошего.
Глава 19
Антон пытается подавить меня своим взглядом, но я все равно не поддаюсь на его провокации, изо всех сил игнорируя такой слишком тесный контакт его тела.
— Ну так что, карамелька? Что ты теперь будешь делать? — издевательски тянет, положив руку мне на талию.
Телефон все еще маячит перед глазами, зажатый в пальцах Антона. Кажется, что он может переломить его всего одним движением.
— Подожду, пока ты меня отпустишь, — рассуждаю по-взрослому, поджав губы.
— А если не отпущу?
— Там Еся одна в комнате.
Со свистом тяжело выдохнув, Антон все-таки отходит от меня на пару шагов, дав возможность моим съежившимся легким распрямиться. Он отдает мне телефон, приправив это движение тяжелым взглядом усталых глаз.
Я убегаю в гостиную к дочери и буквально через одну минуту вздрагиваю из-за слишком громкого звука летящей в мусорное ведро коробочки с моей клубникой. Больше Антону выбрасывать столь яростно было нечего.
— Солнышко, давай мозгами ты все-таки пойдешь в меня? — разговариваю с Еськой, взяв какую-то игрушку из ее протянутой маленькой ручки. — И уравновешенностью, пожалуй, тоже.
Моя малышка заинтересованно склоняет голову, как будто действительно понимает, о чем ей тут говорит ее непутевая мать, и я улыбаюсь, потому что у меня никогда не получается держаться отстраненно при виде дочери.
С бывшим-нынешним мужем мы не разговариваем весь вечер. Я демонстративно игнорирую Антона, когда он пытается заговорить со мной, а потом вообще ухожу на второй этаж в детскую.
Мне здесь как-то спокойно. Моя маленькая тихая гавань, в которую всякие там пираты не суют свой нос.
Засыпает Еська сложнее обычного, она будто считывает мое нервозное настроение и около часа вертится и просится на руки, прежде чем закрыть глаза.
Ложиться спать голодной из-за Антона я не собираюсь, поэтому следующую остановку делаю на кухне. Вожусь с микроволновкой, когда сзади раздаются шаги.
— Я думал, ты от меня еще неделю прятаться будешь, — покашливает Антон, чтобы привлечь мое внимание.
— Слишком много чести.
Мне даже смотреть на него после этой необоснованной сцены ревности не хочется. Неужели он правда думает, что после всего я буду ходить перед ним на задних лапках и по первому требованию менять свою спальню на его?
Один раз, когда я сорвалась, поддавшись воспоминаниям, совершенно ничего не значит. Это больше не повторится.
— Обернись, Даш, — его тон смягчается.
— Вот когда соберусь пойти к себе, тогда и обернусь.
На удивление, Антон дожидается этого момента. Я замираю, едва не выронив тарелку из рук, когда мои глаза натыкаются на очень нежный букет пионов разных оттенков. От белых к насыщенно-розовым.
— Нравится?
Неужели в его голосе слышатся нотки неуверенности?
— Нет, — не собираюсь я вестись на его обаяние.
— Дашуль, ну я же не слепой. По глазам вижу, что букет понравился, но ты сейчас такая обиженная бука, что ни за что не признаешься. Примешь?
— Нет, — я пячусь, когда Антон принимается сокращать расстояние между нами.
— А если я попрошу прощения?
— На коленях? — нарочно провоцирую его терпение, выводя Антона на новый срыв.
Но он держится. Подходит ко мне, успокаивая своей теплой улыбкой, осторожно забирает из моих слегка дрожащих рук тарелку с поздним ужином, заменив ее букетом. Я как-то скорее машинально утыкаюсь в них носом.
— Извини, Даш. Я палку перегнул, признаю. Ты была права, букет подарили тебе, и я не должен был прикасаться к нему. Клубнику, кстати, я тоже заменил. В холодильнике новая.
Первое, что у меня чешутся руки сделать — отхлестать Антона по лицу этими цветами, пожалев, что он подарил мне не розы. Но букет ни в чем не виноват, и он правда невероятно красивый. Хочу просыпаться по утрам и каждый день, пока пионы не завянут, рассматривать каждый бутон.
— С чего такая щедрость? — намеренно паясничаю.
— Даш… — осуждающе, но со смешком Антон качает головой. — Поправить хотел твои впечатления от этого поганого вечера.
— Который ты сам же таким и сделал.
— Значит, на колени?
— Цветов достаточно. Ты не мог бы дать мне десять минут, если честно, я ужасно голодная.
Прикусываю язык, чтобы не начать расспрашивать Антона про ту провокационную статью.
Он ведь не обязан отчитываться передо мной, да? Да и какая мне вообще разница, что происходит в его жизни и кто там от него беременный?
Только почему-то я все равно не могу избавиться от этого странного чувства в груди, когда на нее словно положили несколько тяжелых «блинов» от штанги, и теперь тебе надо как-то учиться дышать под такой тяжестью.
— Даш, нам надо поговорить, — начинает Антон издалека, но, увидев как я дергаюсь, переходит сразу к сути. — Видела уже, да?
— Ты можешь ничего мне не объяснять. Личная жизнь на то и личная, — дергано развожу руками.
— Да какая она теперь личная, когда каждый первый считает, что я бросил беременную невесту? На самом деле я вообще не уверен, что Вероника в положении.
— Хочу тебе напомнить, что у нас все было…без защиты.
— Думаешь, у меня с каждой так? — Антон упирается в стол кулаками, нависая. — У меня от тебя мозги плавятся, Дашка, я в тот момент вообще ни на что от твоих губ отвлечься не смог бы.
— С Вероникой, наверное, тоже так было.
— Не было. Я даже мусор, если ты понимаешь, с собой забирал, чтобы точно исключить все варианты. У меня друг один оставил так после себя и стал отцом двойняшек.
— Сделай, пожалуйста, так, чтобы о Есе во всей этой волоките упоминали как можно меньше.
— Постараюсь, Даш. Некоторые связи помогли мне сегодня стереть эту мерзость с крупных площадок, но ты ведь понимаешь, что полностью удалить статью не получится?
Я киваю, соглашаясь со словами Антона.
— Хреново, что у меня не получится полностью оградить тебя от журналистов, поэтому я хочу предложить тебе поехать со мной в Вену на пару недель. Вас с Есей.
— Она же еще маленькая. Как ты себе это представляешь? — удивляюсь я.
— Даш, это не проблема. Твое согласие, и я все решу.
