В душе творился настоящий хаос. Он не разрешал отпустить мужскую руку, будто в этот самый момент охотник вновь исчезнет из моей жизни. Только уже навсегда. И это страшней всех тех грубых слов, что я слышала. Страшней всего, что произошло за последний год. Страшней самой смерти.
Из дремы меня вернули чужие прохладные прикосновения. Осторожные, неуверенные.
Холодок прошелся по скуле, убирая упавшие на лицо волосы, провел по нижней губе и исчез.
— Ты рядом, — голос Ивара слабый, надломленный. Вдоль позвоночника пробежали крохотные разряды.
Я распахнула глаза, сталкиваясь с уставшим взглядом. Мне не приснилось. Это явь!
— А где мне быть? — стерла одинокие слезинки, проступившие в уголках глаз.
— Не знаю, — мужчина попытался пожать плечами, но сморщился от боли и улыбнулся. — Ты имела полное право уйти, возненавидеть меня.
— Хватит меня отталкивать.
— Я лишь даю тебе выбор, — Ивар протянул раскрытую ладонь.
— Он мне не нужен, — я скользнула пальцами по шершавой, прохладной коже и переплела пальцы. — Тебе убрали капельницу, — отметила свободную руку.
— Константин сказал, что во мне крови вампира уже больше, чем человеческой, — сухие губы изобразили вымученную улыбку. — Обещал, что в обед продолжит лечение.
Я улыбнулась в ответ, не отпуская прохладной ладони, аккуратно присела на край кровати:
— Что произошло? Теперь ты можешь рассказать? Столько ран. Крови, — мой взгляд невольно метнулся к углу, где вчера лежала грязная одежда, использованные бинты и тряпицы. — Маша позвонила и сообщила о твоей смерти. Сказала, что все только об этом и говорят.
— Это хорошо, что говорят о моей смерти, — он закрыл глаза и глубоко вдохнул.
— Не расскажешь?
— Нет, Сонь, — его пальцы ощутимо сжали мои, словно Ивар переживал, что после отказа я уйду. — Очень скучная история, — на бледных губах мелькнула улыбка.
— Хватит шутить, я хочу знать правду.
Мужчина открыл глаза, долго всматривался в мое лицо, думая о чем-то.
— На меня поступил заказ, — сказал тихо. — У меня было два выхода: или сбежать, или умереть. Если выбрать первый вариант, есть огромная вероятность, что заказчик решит повторить трюк пацана. Ударит по слабому месту. По тебе. А я не могу этого позволить. Поэтому я выбрал смерть.
— Почему ты мне не сказал сразу? Не объяснил?! Вновь потерять близкого человека… любимого… это невыносимо больно. Я не знаю, чтобы со мной было, если твоя смерть оказалась правдой, — в моей груди вспыхнул огонь обиды, страха и боли.
— Не сказал, потому что план мог провалиться, — спокойно ответил. Я продолжала сжимать мужские пальцы в своих ладонях. — Сонь, — позвал и потянул за руку, — не плачь.
— Я не плачу, — упрямо отвернула лицо.
— Прости, я не мог по-другому. Я не мог подвергать тебя опасности. Клопенок...
— Это больше не работает, — фыркнула, стирая слезы.
Мы замолчали.
— Софья Алексеевна...
— Что, Ивар Михайлович? — повернулась, поджимая подрагивающие от обиды губы.
— Я хочу быть с тобой. У нас есть возможность начать жизнь с чистого листа. Охотника больше не существует, вчера он погиб. Но есть я — просто человек: не молод, потрепан и не имеющий представления, что такое нормальная жизнь.
— Мне подходит, — я прикусила губу, сдерживая очередной поток слез.
— Нам придется исчезнуть.
— Не страшно, — склонилась и, стараясь не задеть раны, прижалась лицом к мужской шее. Как же хотелось обнять Ивара, напитаться теплом любимого человека. — У Маши теперь своя жизнь. Уверенна, она все поймет. А больше меня здесь ничего не держит.
— Исчезнуть навсегда.
— Я понимаю.
Эпилог
Ивар
Прошло шесть лет, с того момента, как в родном городе и за его пределами гремела новость о гибели одного из охотников — о моей гибели. И за это время я почти научился жить гражданской жизнью.
— Добрый день, — придержал калитку, пропуская девушку с ребенком на руках.
— Здравствуйте. Артем, скажи дяде: “Здравствуйте”, — мальчишка проигнорировал просьбу матери, крепче обхватывая ее за шею. — Нужно здороваться, — слышал за спиной.
— Всему свое время, да пацан? — обернулся и подмигнул. — Добрый день, — поздоровался с работником детского сада, гоняющим листья по асфальтовой дорожке метлой. Я шел вглубь территории, куда вышла на послеобеденную прогулку средняя группа номер три. — Добрый день, Ирина Васильевна, — поздоровался с воспитательницей.
— Здравствуйте, Иван Иванович.
Ох, уж этот тон. Он всегда означал только одно: сейчас мне придется выслушать о проказах дочери.
Женщина, поправив длинный подол выгоревшего на солнце платья, поднялась с низкой скамьи и уверенным шагом направилась ко мне.
— Майя, — я окликнул дочь, выхватывая ее взглядом в куче копошащихся у горки детей.
— Подождите, не зовите дочь, мне нужно с вами поговорить. Иди, поиграй еще пять минут, — Ирина Васильевна поправила панамку и указала ребенку вернуться к группе.
Дочь не спешила к друзьям, отошла на пару метров и принялась невинно ковырять носком сандалия песок. Точно что-то натворила.
— Что опять произошло?
— Вы правильно заметили, Иван Иванович, “опять”. Майя ударила одногруппника игрушечным домиком по спине.
— Это правда? — спросил у дочери, которая, я уверен, слышала наш разговор.
— Вы мне не верите? — воскликнула воспитательница.
Я проигнорировал вопрос и ждал, когда дочь ответит:
— Нет, пап, неправда, — произнесла, вздернув крохотный нос. До чего же похожа на Соню. Маленькая мамина копия. И я, кажется, совершенно непедагогично расплылся в улыбке, вызывая гневный вздох Ирины Васильевны.
— Ну как же неправда, если я видела собственными глазами?! — возмутилась женщина.
— Мы играли в чудовищ и охотников, и я пыталась убить чупакабру.
