Подруга отказывалась выполнять свои священные дружеские обязанности — поддакивать, сочувственно охать и проявлять понимание.
Она сначала восхищенно цокала языком от оказанного мне внимания, а когда я перешла к выдвинутому мной предложению — начала сдавленно хихикать. А потом и вовсе — неприкрыто ржать.
— Бедный господин Уолтер, — рыдала она. — За что же ты ему так по самому дорогому?.. он тебе ресторан, и цветы, и… и… а ты-ы-ы…
Она уронила лицо в ладони, и плечи ее затряслись от беззвучного хохота.
— Цветов не было! — справедливости ради оскорбленно заметила я. — И хватит ржать! — окончательно рассвирепев, я стукнула вредину свернутой газетой.
— Ли-и-ив, а Ли-и-ив, ты понимаешь, что, по сути, ты заявила мужику, что он тебе совершенно неинтересен как мужик, но так и быть ты его потерпишь ради великого дела. Но даже… даже ради великого дела — не дашь!
Я открыла рот от возмущения и замахнулась, чтобы стукнуть заразу еще раз и… застыла, переваривая.
Нет, определенно, в моей голове все это звучало как-то совсем иначе. В моей голове это было — мы с вами взрослые деловые люди и наверняка можем прийти к устраивающему нас обоих соглашению.
Однако, интерпретация Флоры куда больше объясняла, какая муха Уолтера после этого укусила…
Теперь мне хотелось стукнуть газетой себя, но, пожалуй, не стоит выставлять себя еще большей дурой, чем я есть на самом деле. Ибо если я сейчас ко всему прочему, еще и начну колотить себя газетой по лбу…
Я опустила руку, вздохнула и закрыла ладонью глаза.
Господи, я не создана для этого всего! Мое дело — наука. Уберите от меня, пожалуйста, тонкости межличностных — а особенно межполовых! — отношений! Флора это умеет! А я нет! Нет, нет и нет!
— Ну-ну, моя девочка, — подруга покровительственно приобняла меня и приткнула мою головушку к себе на плечо. — Подумаешь, оскорбила до глубины души какого-то там промышленника, от которого зависят жизненно важные замеры…
— Я убью тебя, Фло, — простонала я, не открывая глаз.
— Тогда тебе нечем будет платить за квартиру.
— Меня посадят. В тюрьме не надо платить за квартиру.
— Всегда любила в тебе этот неиссякаемый оптимизм! Но вот скажи мне, друг, как мы теперь будем добывать тебе замеры?..
Я смущенно кашлянула.
— Вообще-то, Фло, это еще не конец…
Подруга азартно подобралась.
— Да ты что? Ну? Ну? Ну-у?!
…Мы ехали молча. Я прижимала к себе портфель как самое дорогое, злилась и не знала, о чем говорить с этим переменчивым типом, который непонятно зачем тащит меня на свой дурацкий завод. Что я там буду делать, если все равно у меня с собой нет инструментов? Да, конечно, я смогу поверхностно проанализировать состояние фона и своими силами, но поверхностный анализ — это все равно что отсутствие анализа! Он для моих целей не годится совершенно.
И о каком договоре он говорил? Я вообще-то имела в виду устный компромисс!
Ох уж эти миллионеры с их заморочками! Флоре хочется такого, вот и забирала бы его себе!
Уолтер тоже помалкивал, загадочно ухмыляясь собственным мыслям.
А потом мы приехали. И вместо того, чтобы отвести меня к генератору, хозяин владений потащил меня… на экскурсию!
Внутренне я окончательно вскипела, но сама не поняла, в какой момент это кипение сменилось искренним интересом.
Уолтер на заводе и Уолтер в ресторане — это были два каких-то совершенно разных Уолтера.
Здешний, заводской, мне — стыдно признать — даже нравился.
Он рассказывал о деле своей жизни увлеченно, с огнем в глазах. Водил меня по цехам, объяснял, показывал, смеялся над тем, как я зажимаю уши от грохота и жмурюсь от искр, вздрагиваю и подпрыгиваю, пугаюсь и пытаюсь расковырять нерабочий двигатель в бесплотной попытке понять, почему он не работает. Да, не моя область знаний, но я-ж-ученый!
Любопытно, но факт отметился сам собой: мое появление в цехах вызывало куда больше интереса у работников, чем появление наивысшего начальства. Отсюда следовало сразу два вывода. Во-первых, Уолтер на производстве был гость не редкий. Во-вторых, девиц он сюда не таскал. И мне приходилось прилагать огромные усилия, чтобы не чувствовать себя польщенной.
Хотя бы с чего польщаться — мы тут по делу!
По какому-то неведомому мне — ибо к генератору Энтони меня все равно не пустил, сославшись на то, что это аванс — но, тем не менее, делу!
— Ну ты даешь, Лив, — Флора слушала меня, подперев щеку ладонью. — Он на тебя однозначно запал. Хоть и дурак, конечно, что связался с такой правильной девицей, вроде тебя!
Я вяло брыкнула ногой, пытаясь привычно нанести подружке физический вред, когда нечего было сказать, но промахнулась, и была слишком уставшая, чтобы проделать это повторно.
— Он не дурак, это я дура, — мрачно отозвалась я, поразмыслив. — Что ты хочешь от меня, Фло? Я не умею как ты — в омут с головой, не думая о последствиях! И не хочу. Как ты себе представляешь меня с ним? Кем? Такие не женятся, — повторила я вслух ту мысль, которая мелькнула в ресторане.
Вот и с чего бы мне вообще думать о том, женится Уолтер или нет!
— Все женятся, — философски отозвалась подруга. — Просто некоторым нужна особенная мотивация. И вот еще, что я тебе скажу, если бы тебе совершенно было плевать на то, что думает о тебе Энтони Уолтер, этого разговора бы у нас сейчас не было.
— Я спать, — буркнула я, поднимаясь. — А ты — змея и манипулятор.
— И тоже спать, — зевнула Фло.
Закрыв за собой дверь спальни, я, не включая свет, подошла к окну и вгляделась в ночные огни столицы.
…А потом, после экскурсии, мы сидели в том самом кабинете, где все мы — я, он, некий Брайан, господин Линдельфильд и, конечно же, незабвенная береза — встретились в первый раз. И Уолтер снова выжил оттуда Линдельфильда, который на самом деле был директором производства. И излучающая доброжелательность, как солнце — ультрафиолет, девушка из приемной принесла нам чай и пирожные. И я понятия не имею, откуда она их достала на заводе, находящемся в полном отрыве от остальной цивилизации.
И пришел, наконец-то, черед повидавшего виды портфеля, из которого я достала свои бумаги.
Уолтер слушал внимательно. Задавал вопросы сухим деловым тоном.
Что подразумевается под истощением магического фона? Как его можно определить? Какие последствия оно несет? Насколько серьезна угроза?
Я рассказывала, объясняла, разжевывала.
И в какой-то момент меня вдруг посетила странная мысль.
Я подумала о том, с каким жаром рассказывал мне Уолтер о заводе, своем детище, самом любимом и самом выпестованном, несмотря на то, что у него есть и другие производства. О том, что все здесь по последнему слову науки и техники, о том, что никто в мире еще не смог воспроизвести двигатель «Ястреба», а вы, мадам, пытались сходу неисправность найти.
