— Не хочу, чтобы ты видела мою кровь.
— Дурак, — сказала Вера, — я ее не только видела, я ее пила.
— Вдруг еще захочешь, — проворчал Деметрий, и только тут, внимательнее приглядевшись, девушка поняла, что он очень бледен.
И пришлось тянуть его за собой чуть ли не насильно. Не потому, что рана была серьезная, а потому что этот упрямец вздумал упираться. Вера, конечно же, не была на пике возможностей, но все равно обладала силой большей, чем Деметрий. И упрямо тянула, тащила, пока не добралась вместе с ним до расщепленной грозою ивы. Про свои собственные беды она даже думать забыла! Здесь они сделали передышку, Вера забрала свои туфли и рюкзачок. Потом Деметрий показал, в какой стороне шалаш, и о счастье — он был там!
Только когда девушка, прикусив губу, уложила егеря на землю и заставила снять футболку, он сказал ворчливо:
— У тебя кожа в ужасном состоянии.
— Спасибо, что сказал, — обиделась Вера. — А у тебя живот прострелен.
— Это мелкашка, к тому же серебряная. Говорят, серебро даже обеззараживает. А тебя придется поить кровью, которой мне и самому мало!
— Дурак, — сказала Вера, и Деметрий вдруг рассмеялся, морщась от боли. — Ты чего?
— Просто… подумал. Хорошая пара. Дурачок и дурочка.
— Я, может, и дурочка, а ты дырявый дурак, — надулась Вера и принялась рассматривать его раны.
Их на крепком загорелом теле оказалось целых три, но и впрямь несерьезных. То есть боль они причиняли, кровотечение вызывали, а на большее были неспособны.
— Зачем они стреляли дробью? — удивленно спросила Вера.
— Я за идиотов не в ответе, — процедил егерь.
Собачонка, которую Вера потеряла из виду, снова оказалась тут как тут. Села у входа в шалаш и стала наблюдать, как Вера, следуя указаниям Деметрия, ковыряется острием ножа в коже его живота. Егерь не кричал и не стонал, только иногда шипел сквозь стиснутые зубы. На вопросы девушки он отвечал сдавленным голосом, будто боялся, что кто-то может оказаться поблизости.
— То есть они выстрелили и удрали?
— Сами от себя не ожидали такой смелости — в егеря стрелять.
— Они следили за нами?
— Вряд ли. Они шли откуда-то с северного склона, увидали меня. Двое. Один схватился за ружье, выстрелил, и они оба удрали. Похоже, мальчишки совсем.
— Но выстрел мог привлечь внимание егерей..
— Так потому я и прятался, — тоном мученика сказал Деметрий. — Я ж не думал, что ты прискачешь! Надеялся, ты сидишь спокойно и ждешь. Я бы пришел!
— Меня привела собака, — Вера кивнула на собачонку, которая тут же встрепенулась и стала перебирать передними лапами.
— А, собака. Хорошо, что она здесь. Вот тебе и провиант.
Вера, которая уже надорвала перевязочный пакет, чуть его не уронила от удивления.
— Ты серьезно? Ты хочешь, чтобы я…
— Если речь идет о выживании, собакой можно пожертвовать, — суховато сказал Деметрий. — Не смотри на меня заячьими глазами, Вера. Я не любитель убивать маленьких собачек, но, если будет надо, я это сделаю. Нет, мне такое не нравится. Да, я умею делать то, к чему душа не лежит. И тебе придется.
Вера сердито приложила смоченную водкой марлю к ранам и услышала шипение Деметрия — на этот раз она даже немножко позлорадствовала. Ей было жаль эту куцехвостую лопоухую собачонку! Между прочим, это она привела Веру к нему на помощь — к человеку, который угостил бедолагу вкусной едой! Что значит «придется»?! Е й тут недолго по лесам бродить, она потерпит, а потом они с егерем сумеют выбраться. И здравствуй, прежняя жизнь! Та, в которой нет кошмаров и можно забыть о всяких там лабораториях, препаратах, охотах… и егерях!
— Возьми в кармане жилетки мазь. Она с антибиотиком, — сказал Деметрий сдавленным голосом. — Изрезала меня всего почем зря. И давай пошустрее забинтовывай.
— А потом что?
— Потом посидим тут до вечера. Регенерировать просто так ты не сможешь, зубы у тебя еще не отросли, поэтому я просто проткну собаке артерию, напьешься, восстановишься.
— Нет! Не трогай собаку! Видишь, она даже не уходит, она нам доверяет. Я не смогу пить ее кровь.
— Ну, значит, будешь страшной и облезлой, — заключил егерь. — Досидим до вечера. И пойдем. В село не стоит заглядывать: туда могут зайти наши молодчики с проверкой. В Меренск… тоже не уверен, что надо.
— Ты говорил, что зайдем, — растерялась Вера.
— Разве что машину забрать, — буркнул Деметрий. — Лишь бы моих там не тронули.
Он нахмурился. Бледное, усталое лицо с темными кругами под глазами. Вера подумала, что ему надо бы поесть и отоспаться. Ведь это не вампир — он чувствует иначе, живет иначе. Но вот только разница между ними этим не ограничивалась. В конце концов, эти трудности и испытания — часть его жизни. Деметрий так живет — среди этих «молодчиков», со знанием реальной ситуации, без иллюзий. Простая и грубая жизнь, без книжек, возвышенной поэзии и прекрасной музыки — зато с полным пониманием реальности, в плотном с нею взаимодействии.
А ее собственное существование всегда было совсем иным! Ее любили, холили и лелеяли, давали возможность выбирать, что нравится, воспитывали в роскошной обстановке. Все культурно, высокое искусство, хорошее образование. Странно, если бы Деметрий понимал ее, Веру и говорил с нею на одном языке. Теперь он нарочно старается опустить ее до своего уровня, вот что. Заставить… как это называется? Спуститься на землю. Поэтому егерю и важно, чтобы она пала как можно ниже, к примеру — пила кровь животного. Он ничуть не лучше лабораторных тварей с их лисенком, которого они выпили на двоих и не подавились!
От разочарования Вера чуть не всплакнула, но тут Деметрий внезапно протянул руку и сжал ее пальцы.
— Ничо, дурочка моя. Не вешай нос. Прорвемся. Достань там, в рюкзаке твоем, фляжка с водой. Мне надо больше жидкости.
Вера вытерла лицо свободной рукой. Освободить вторую она не решалась. Наконец, девушка сказала:
— Мы с тобой из разных миров.
— Глупая. Мир один. Просто он оказался больше, чем ты думала.
Деметрий напился воды, поворочался и уснул, а Вера осталась сидеть рядом с ним на подстилке из сухих веток и старого одеяла, которое кто-то бросил в шалаше. Кожа постепенно все-таки регенерировала, хоть и очень медленно, и девушке даже показалось, что острия новых клыков уже вот-вот пробьют десну. Странное это чувство, давно забытое — трогать языком уже зажившее место, откуда скоро вырастет клык! Вера испытывала его давным-давно, и совсем недолго: когда молочные зубки вампиреныша менялись на более крепкие «охотничьи» зубы взрослого хищника.
Аромат крови уже стал привычным, хоть и нельзя сказать, чтоб не тревожил, и собака куда-то ушла, и в воздухе все больше пахло лесом, близкой водой, илом. Успокаивающие, мирные запахи!
