Теперь ее жизнь точно закончилась. Острым осколком застряла где-то в подвздошье. И только на одной ноте выла где-то далеко какая-то беспородная сука, которой невозможно было сказать «заткнись, заткнись!»
— Да не реви ты, — сказал Ромен. — Все получилось. А теперь уходим. Сейчас набегут всякие там — полиция, врачи… Нам с тобой это не нужно.
— Дай мне хотя бы убедиться, что он жив! — охрипшим от воя голосом сказала Вера, не веря ни своим глазам, ни своим чувствам, ни тем более Ромену.
Она еще не окончательно свихнулась, чтобы ему верить.
Но Дем был жив. Он был жив ровно настолько, насколько бывают живы Рожденные вампиры — то есть сердце в его груди уже начало регенерацию. Под пальцами заживала рана, трепетали мышцы. Только глаза, приоткрытые, щурились на неяркий свет и являли миру ненормально узкие зрачки.
— Ты все-таки дура, — сказал Деметрий, слабо пожимая Вере пальцы.
Она всхлипнула и коснулась его губ — только на миг.
Ромен потащил ее прочь, сначала через квартиру, где она спотыкалась о трупы, а затем по лестнице, и под солнечным светом к нагревшейся машине. Она сжимала в руке телефон Высшего и пыталась радоваться, что Дем жив. Не получалось. Что будет дальше?
Мимо пробежало несколько человек в защитного цвета одежде — пятеро или шестеро. Все в тот же подъезд. Кажется, это были те самые ребята, которых ждал Деметрий. Наверно, они ему помогут… Вера прижалась к стеклу, но ей не дано было видеть сквозь стены.
— Я с ним согласен, — вдруг сказал Ромен, трогая машину с места. — Ты ужасная сентиментальная дура. У тебя потрясающая судьба стать матерью моего ребенка. А затем мы с тобой войдем в вечность. Я научу тебя миловать и казнить, и если захочешь — будешь моей королевой, а если нет — пойдешь на все четыре стороны, едва отдашь мне дитя…
Его речь вдруг стала очень протяжной, неспешной.
И движения бесконечно плавными. Ромен даже покрутил головой, словно чувствуя неладное.
— Странное ощущение. Я как будто плыву. И вода в ушах…
Но машину все-таки вывел со двора и пустился в обратный путь к Меренску.
— Хорошо, что с Альбертом покончено. Теперь лаборатория наша, — сказал он. — Все кончилось как нельзя лучше! Правда, милая? Ну, улыбнись. Твой егерь жив и теперь очень надолго здоров. Когда ты родишь мне ребенка, я могу даже отпустить тебя к нему — если сама захочешь. Не буду противиться твоему зову, тем более он же стал вампиром и почти равен нам. Почти — потому что слишком долго был человеком.
— Ты очень разговорчив, — заметила Вера, не упоминая того факта, что Ромен не просто разговорчив, а говорит все медленней.
— Я просто счастлив, — ответил Ромен. — Наверное, вот это что такое, ощущение счастья. Как будто эйфория от первых глотков крови, смешанной с вином и наркотиками. Такое же… медленно идущее по жилам удовольствие.
— Это седоктир, дурак, — сказала Вера. — Счастливо тебе насладиться им.
И, прижимая телефон к груди, чтобы не разбить, прямо на ходу выскочила из автомобиля.
Высший медлителен и слаб, почти слеп и почти глух! Где ему догнать девушку, которая может бежать по-настоящему быстро? Ведь она вампир! Вампир, недавно насытившийся любовью и готовый отдать все за шанс полностью прекратить войну между людьми и кровососами!
Он за нею гнался, но недолго — Вера еще какое-то время ломилась через лесополосу вдоль дороги, пока не поняла, что больше не слышит тяжелого дыхания и звука шагов. Скорее всего, Высший скоро пересилит действие препарата, особенно после того, как отыщет себе какую-нибудь случайную жертву. Но у Веры была небольшая фора. Отдышавшись и подождав, пока содранные колени немного регенерируют и боль перестанет доставать, девушка нетерпеливо отыскала нужное имя в списке и нажала на вызов.
— У тебя десять секунд, чтобы сказать, чего ты хочешь, — сказал приятный и почему-то смутно знакомый голос.
Будто бы слышала она где-то эти снисходительные, врастяжечку, нотки. Но сейчас было не до того, чтобы вспоминать — где.
Она могла попросить все, что угодно. Чтобы ее перестали преследовать, чтобы Деметрий снова стал человеком, чтобы у них двоих мог появиться ребенок… Но это не решило бы всех проблем. И Вера знала, что должна сказать великому Древнему вампиру Игнасиусу, одному из Четверых.
— Хочу, чтобы вы уничтожили лабораторию, где выводят вампиров, и ее нового начальника Ромена Палей, — выпалила Вера. — Подовская семь, промзона Меренска.
ГЛАВА 25. Договорились
Он догнал Веру с трудом. Седоктир! Оказывается, мерзкая штука! Ну хоть зубы не выдернули и не догоняют с арбалетами или ружьями. Почему-то Ромен вообразил, как за ним на машине гонится сам Сеймур с огромной охотничьей двустволкой.
Вот почему, когда Высший схватил идущую по лесополосе Веру за плечи, его разобрал смех.
Так, смеясь, он и развернул девушку к себе.
— Устала бежать? — спросил он.
Она ему в общем-то подходила и даже немного нравилась. Хрупкое, беззащитное дитя, в котором жила музыка. Дурацкий капюшон дешевой курточки скрывал самое прекрасное — милое лицо и огромные глаза, полные слез. Ромен нетерпеливо скинул капюшон с ее головы и взял Веру за подбородок, заставляя поднять на него измученный взгляд.
— Зачем ты выскочила, маленькая? — спросил он ласково. — Я бы никогда не сделал тебе ничего плохого. Клянусь, милая, я милосерднее очень многих вампиров.
Только спугни — и она вновь даст деру. А седоктир действовал на Ромена расслабляюще. Он замедлил все реакции и в то же время дарил какую-то восторженную глупую радость. От этой радости хотелось танцевать, кричать, кружиться на месте и любить всех подряд.
Хорошо, если у кого-то из этих «всех» будет при себе достаточно крови, чтобы вывести из организма эту гадость. От нее Ромен, кажется, глупел. Но одного точно не хотелось: бегать за девушкой по всяким лесам и полям.
Но Вера стояла не двигаясь, смотрела почти спокойно, даже изучающе.
— Ну? Так и будем тут стоять в лесу, пока не пустим корни? — спросил Ромен.
Она попыталась освободиться, но вампир только сильнее сжал ей подбородок.
— Нет, милая, ты еще не осознала, но ты всегда была моей и только моей.
Высший и сам в этот миг осознал, что не желает ее никому отдавать — по крайней мере, в ближайшие сто лет, а там как получится. Его дитя, его надежда на великое наследие отца, который вот-вот уйдет, настоящего, а не приемного отца… Так вот, это дитя будет расти при матери. Пусть она учит его или ее своей музыке, пусть будет рядом.
— Жаль, что ты не поняла это сразу. Не было бы всей этой беготни, ты бы просто спокойно вошла в мой дом. Поверь, там тебе понравится, — сказал он.
И, притянув девушку к себе, медленно и со вкусом стал целовать. Она была такая юная и нежная, что Ромен взял бы ее прямо тут, если б в голове по-прежнему не плескали медлительные волны, нагнанные седоктиром. А он хотел почувствовать все сполна.
