Долго смотреть ему в глаза Ярина не могла, поэтому устроилась головой на костлявом плече, уж потом позволила себе покраснеть, когда Гор привлёк её ближе, заключая в объятия.
– А если Ивар вернулся с подмогой, как грозился, пока нас нет? – с тревогой спросила она. Как ни крути, а сможет ли дедушки отстоять избушку, если ее снова попытаются подпалить?
– Твой вредный домовик все равно не отдаст младенца, – напомнил Гор. – Я бы беспокоился не за дом, а за ту подмогу. Твои черепа очень агрессивно настроены. А с северянином ничего не случится, пока тому, с кем он связался, нужен ребёнок.
– Думаешь, он сам?!
– Я допускаю все. Мы его не знаем. До сына Дары он добраться не смог, возможно, решил пожертвовать своим.
– Нет! – Ярина дёрнулась, собираясь отстраниться, но Гор не дал, прижав ее крепче. – Он не мог, он не стал бы…
– Ты его не знаешь. Кем он был у себя на родине? Почему воин не из последних, серебряными привесками на поясе, вдруг заделался купцом, хотя островитяне торгашей и за людей не считают, скорее, за мелкую нечисть? Где он был, когда его жену чарами выманили из дома? Возможно, он сообщник тех, кто обосновался у Пустоши.
– Нет! – Она отчаянно замотала головой. – Я не верю.
Чтобы Ивар сам решил избавиться от семьи? Гор не видел, как он баюкал тело погибшей жены, как держал на руках маленького Орма. Разве подделаешь такое горе?
– Не кипятись, я не утверждал, что так и было. Я сказал, что твой северянин не так прост, как кажется. Вероятнее всего его околдовали, но нельзя исключать и такой вариант. В любом случае убийце нужны дети.
– Они их?..
– Приносят в жертву. Точно не могу сказать, останков не нашёл. Уверен, де… местный волхв тоже проследил связь и что-то увидел, потому его и убрали.
– Дедушка говорил, здесь еще и чародеи гибли, – вспомнила Ярина, поежившись.
Гор кивнул, невозмутимо укутывая ее посильнее.
– За ближайшие полтора года – трое. Точнее, четверо, если считать твою предшественницу. Слишком много для совпадений. Нет, здесь всегда пропадали идиоты, которые думали, они самые умные и лезли на Пустошь, мечтая, что она даст могущество. Но такого никогда не было.
Ярина сразу вспомнила о маге, который так приглянулся Ивушке, о пропавшем ухажере Рябинки и поспешила поделиться. Гор выслушал ее с хмурой решимостью.
– Все равно это ничего не даст, – вздохнул он. – Я знаю, что маги здесь исчезают с завидной регулярностью. Знаю, что рядом с Пустошью кто-то есть, но лежбище найти не могу, сколько ни искал. Тот, кто прячется, делает это слишком умело. Зато теперь, когда отыщу северянина, смогу выйти на убийцу. Так или иначе.
– И что будет?
– Посмотрим, – мрачно ответил Гор и тут же спохватился. – Это не должно тебя тревожить. Не твое это дело. Давай-ка спать.
– Но…
– Когда проснемся, нам нужно будет выбираться отсюда. Побереги силы.
Нажима в словах колдуна не заметил бы и глухой. Ярина хотела было поспорить, что раз так вышло, то молчать нечестно, ведь она тоже увязла в паутине сплетенных нитей, которую развесила по лесу чужая враждебная рука, но… они оба устали. А спор это долгий. Потому оставалось лишь разочарованно вздохнуть и прикрыть глаза. Воцарившуюся в зале тишину прерывал мягкий шелест воды о бортик бассейна.
– Когда мы выберемся, и все закончится, поедешь со мной? – внезапно спросил Гор.
– Что? – сперва Ярина решила, будто ослышалась. Потом, что он шутит. Не мог же он вот так просто…
– В Арсею, в Реним. Поедешь? – повторил колдун. – Я постараюсь закончить все дела побыстрее, ты будешь в безопасности. Тебя это не затронет.
– И что… я там буду делать?
Гор удивлённо хмыкнул:
– Ты меня спрашиваешь? Что бы ты хотела?
Ярина растерялась. Кто её когда спрашивал, чего хочет она сама? Да и какой прок думать об этом? Ей нужно было разыскать Нежку, потом отправиться за матушкой. В Арсею.
– Я бы поехала, – неуверенно протянула она, комкая подранный рукав туники. – Но мне все равно нужно в Ольховник.
Стоило договорить, как уютное тепло, окутывающее их, словно пошло трещинами. Лица Гора она не видела, но он застыл, напоминая черную тучу, готовую вот-вот разразиться молниями.
– Ольховник… да, как это я забыл, – хмыкнул колдун. Нехорошо так, ядовито. Ярина даже голову подняла.
Он смотрел в одну точку невидящим взглядом и был похож на себя прежнего, каким она увидела его в первый раз, на поляне: злым, холодным.
Словно она виновата.
– Я… – до смерти хотелось убедить, оправдаться, объяснить про Нежку, про помощь, но как наяву послышался голос матушки.
“Никто и никогда не должен узнать, с кем уехала Нежана и где она теперь. Никто. Слышишь, дочка? Обещай мне”.
– Я не могу сказать, – выдавила Ярина, жмурясь от горькой обиды. – Но это очень важно. Мне нужно в Ольховник, а потом…
Когда она решилась приоткрыть глаза, злости на лице Гора уже не было. Смотрел он на нее с усталым сожалением.
– Нужно так нужно, – вздохнул он, вновь делая объятия крепче, и Ярина послушалась этой молчаливой просьбы, устраивая голову у него на плече. – Не силой же тебя волочь. Неизвестно, как оно все повернется, может, ехать тебе и не понадобится. Но, учти, я от своих слов не отказываюсь. Все. Спи. Иначе мы тут надолго завязнем.
Легко сказать, “спи”. Мысли, что тараканы, расползались в разные стороны. Ярине хотелось спросить, потребовать, вытрясти правду. Зачем Гор позвал с собой? Неужели ему интересно возиться с ней? И почему?..
Столько вопросов! Хорошо, что усталость взяла верх, но сон тоже не принес отдыха.
Он был безотрадным. Грозным.
***
Пламя.
Пылает оно в ладонях, пляшет в ясных глазах ее спутника, жжет сердце ненавистью. Хочется кричать, звать, требовать, но никто не ответит на ее зов, нет здесь живых.
Только твари. Что с кровью янтарной, что с огнем горнил в жилах – все они зло.
Хуже нави.
Спутник ее устал. Тяжесть лежит на его плечах, бороздит тоской и решимостью родное лицо.
Ее вина, ее боль.
Ради нее он пошел на верную смерть.
Упросила помочь. Вымолила. Не поверила, что они мертвы.
Эхо грохочет в пустых переходах. Плывут в глазах высокие своды. От слез? Нет, морок!
Из темноты молнией падают крылатые твари. Текут с ладоней потоки белого пламени, а меч ее спутника со свистом отсекает пернатые головы.
Горит огнем янтарь, брызжет на мраморные плиты, пачкает одежду, но лютая злоба в груди не желает стихать.
Ах, как же она их всех ненавидит!
