Прежде чем её утащили в темноту, Ярина с ужасом увидела, как рухнул свод, навсегда погребая под собой озеро. И Гора.
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
В камере было сухо и тепло. Колдун небрежно накинул ей на плечи одеяло, Ивар принес еды. Показная, лживая забота!
Ярина не шелохнулась. Ни когда ногу змеёй обвила цепь, ни когда похоронно заскрипела, захлопнувшись, решетка.
Ее не тревожили оковы. Горячая похлебка так и осталась нетронутой, она даже не взглянула в сторону подноса.
Заплакать бы, но слез не было. Только гулкая пустота в груди и холод. Сердце словно покрылось ледяной коркой, вдохнуть и то приходилось себя заставлять. Дай волю, она бы стала каменной глыбой, тогда тюремщики бы попрыгали, пытаясь получить хоть что-нибудь от статуи. Но это было бы нечестно по отношению к Гору.
Гор…
Ярина зажмурилась, судорожно хватанув ртом воздух.
Обещал вернуться!
Обещал.
– Ешь. Нужно, – раздалось рядом хриплое. Сквозь прутья решетки на неё смотрел Ивар. Он был совсем не похож на себя прежнего: кудлатый, с дикими желтыми глазами, даже говорил с трудом. Ничего от сурового воина не осталось. Зверь зверем.
– Зачем? Вы все равно меня убьете! – Ярине хотелось кричать, биться, вытрясти из него правду, но с губ срывался один шепот. – Чем мы тебе не угодили? Ладно я, но Орм!
– Волчонка своего он как раз пожалел. А до других ему дела нет.
Из каморки напротив смотрела Рябинка. Волосы отрезаны, даже вокруг шеи не вьются. Бледные губы почернели, как у настоящей утопленницы, клыки торчат. Того и гляди, бросится на обидчика.
Если бы не вывернутые за спиной, связанные, руки в янтарных наручах.
– Что молчишь? – зашипела она, когда Ивар неуклюже развернулся.
– Ложь, – проскрежетал он.
– Да неужто? Ты сам с ним пришел, я видела, он тебя не неволил. Это потом околдовал твою суть волчью, чтоб слушался!
Ивар молча развернулся и побрел прочь, как пьяный. Или слепой, натыкаясь на стены.
– Рябинка! – Ярина скинула оцепенение и подалась вперед, стиснув пальцами решетку. Цепь тяжело натянулась, потянув назад, пришлось едва на животе не распластаться.
– Тебя твои ищут.
– Да наверно и сама знаю, – оскалилась русалка в ответ и тут же зло вздохнула. – Прости, лешачка. Тяжело мне.
Янтарь в наручах был мутным, неживым, но все равно причинял ей боль.
– Как же так? – прошептала Ярина. – Чары ведь тут не действуют.
– Ты у твари этой белой спроси, – Рябинка тяжело уперлась лбом в решетку, кусая губы. – Жжет как, сил моих нет! Ловко, правда? Иначе бы я до него добралась! Или до себя.
Ловко? Для нечисти янтарь хуже пут заговоренных, хуже пытки. Какими цепями удержишь русалку? Обернётся водой, лови её потом. Если путами спеленать, найдёт, чем жизни себя лишить, утечет и в родной речке возродится. Не все так умеют, не у всех сил хватит, но сестер наверняка водяной учил. А янтарь не даёт. Знать бы еще – почему.
– Может, можно как-нибудь?..
– Нет. Пыталась я. Зато всю колдунство его хваленое здесь ни на что не годно. Потому волк зубы и скалит. Тогда, у Пустоши, он послушней утопленника был. На него я отвлеклась, потому и не успела уйти, а этот навий белобрысый меня спеленал.
– Ненавижу чародеев. Всех их ненавижу, – задыхаясь, зашептала Рябинка. – Но если бы этот ворон резанный из деревни их поймал, все бы кончилось. Послушала Дару. Поверила, что мы смогли бы жить спокойно. Забыть. Я смогла бы забыть.
Ярина вспомнила рассказ Ивушки: сестра, мол, влюблена была в заезжего колдуна, потому и нет ей покоя, как пропал он. То ли сгинул, то ли сбежал.
– Твоего любимого правда убили? – осторожно спросила она.
Рябинка зажмурилась в ответ.
– Я даже тела не нашла. Один перстень окровавленный. Это маменькин был, я сама ему на палец надела. С тех пор ни о чем думать не могу. Он узнал что-то, точно узнал. Я ведь ему рассказала, что видела ведьму лесную с паскудой этим. Вместе. Зря сказала. Он бы живой был.
Она глухо завыла. У Ярины сердце рвалось от жалости, но даже дотянуться до Рябинки, чтобы утешить, она не могла. А слова в горле застревали.
Говорила русалка, как в бреду. Выходит, видела она белоголового с кем? С Илеей? Значит, и хозяйка дедушкина была в сговоре с детоубийцей? А возлюбленный Рябинки их искал, как и Гор?
Гор…
Ярина закусила щеку. Не будет она плакать. Нельзя сейчас.
– Колдун из деревни логово их не мог найти. От нас бы он помощи не принял, а вот Дару выслушал бы. Помочь хотела, дура. Проследила за волком этим, как они встретились… у самой Пустоши курган старый разрыт. Так спрятан, если не знать – пройдешь мимо, не заметишь. – Рябинка захлебывалась словами, почерневшие глаза полнились болью. – Жаль, уйти не успела. А то бы…
– Постой, – попросила Ярина. Фразы были путанными, смысл смазывался. – Ты Ивара всё волком зовешь. Почему?
– Да потому что волк он, искалеченный.
– Она права, – Ивар стоял неподалеку от решетки. Подошел он неслышно, и Ярина тревожно дернулась от его рыка. – Я волк. Жаль, ты не варгамор. Лгунья.
В обмане ее не обвиняли ни разу. Да Ярина и не врала вовсе, не могла даже в мыслях, не то, что на словах.
– Когда это я тебе лгала? – растерялась она. – Не было такого. Ты меня не первый раз “варгамор” зовешь, а я столько же твердила, что не ведьма.
– В лесу живешь. Волки тебя слушают.
Ивар уже говорил это и сейчас повторял, точно заговоренный.
– У нас ведьмы не повелевают волками.
Рядом сипло рассмеялась Рябинка:
– Ему тебя обвинять сподручнее. Он, небось, надеялся, что возьмет тебя в жены, а ты с него проклятие снимешь. Что, волчок, обидел ведьму какую? От того волк твой и скован. От того нет тебе домой хода. Права я?
– Она сама была виновата.
– Как всегда у вас, у мужиков. Но ведьмам ведь это не объяснишь, да? Зачаровала тебя накрепко, только другая такая же распутать сможет. Вот ты в лешачку и вцепился, потому как та добрая да глупая. Кто другой бы сразу понял, что на тебе. Верёвки из твоего зверя вить стал.
Ивар молчал, скалился и с Ярины глаз не сводил. А та не знала, что и думать.
Про то, что на Ледяных островах живут оборотни, волки да медведи, ходили сказки. Что служат они у местных князей в дружине, и нет воинов сильнее. Говорили, приходят оборотни и в соседнюю Вестарию, и не считают их там за чудовищ. Узнай она, что у Ивара личина волчья есть, испугалась бы? Вряд ли. Кому, как не ей, знать – не в облике дело. Самые страшные чудища среди людей ходят.
