Там, у Подковы Сборщика, никто ещё до конца не понимал, что произошло. Даже услышав слова пленных, многие надеялись, что их родные живы. И только сейчас, увидев, как памятные сердцу вещи валяются в траве и песке, выброшенные новыми жильцами их фургонов, они понимали, что семьи у многих из них больше нет. И номада у них больше нет.
Разве что Луизы с сыном и Дана с Петром общая трагедия не коснулась. Дан и так понимал, что Старика ему надо искать не в номаде. Пётр и вовсе всегда был общим, а значит, ничейным воспитанником всего номада. А Луиза и Бенедикт своих вещей не видели – выходит, Кристина всё ещё была жива и вела фургон.
Спустя полчаса Дан решительно прервал всеобщий траур.
– Всё, хватит стонать! – проговорил он. – Мы знали, что так может быть…
– Да что ты… – взвился было Ламмерт, но наткнулся на взгляд Дана и замолчал.
– Какие-то ублюдки убили Рональда Айвери и людей номада, похитили Старика, и всё это благодаря Стивену… – хмуро проговорил Дан. – А теперь они захапали наши фургоны, выкидывают наши вещи и ведут почти беззащитный номад на запад!..
– Что скажешь? – спросил Иоганн.
– Я скажу, что догоню наш бывший номад, перестреляю всех, кто причастен к похищению Старика и смерти Рональда, набью морду Стивену… А потом заставлю его кое-что мне рассказать, заберу свой фургон и… Кто со мной?
– Зажигательно! – заметил Пётр. – Но, знаешь… Не совсем понятно, что ты собираешься делать после того, как вернёшь фургон?
– Да, – кивнул мрачно Бенедикт. – Ты же не сможешь водить номад…
– Нет никакого номада… – ответил Дан. – Нет, и больше не будет. Кончился номад Айвери. Пётр, когда я заберу фургон, я набью морду Стивену.
– Э… Вроде как ты собирался сделать это до того, как задашь ему несколько вопросов… – заметил Пётр.
– А потом я ещё раз набью ему морду… – согласился Дан, сжимая кулаки. – Потом ещё намну бока и подумаю над тем, не пустить ли ему пулю в лоб.
– Дан!.. – на этот раз возмущение Луизы было слишком слабым, чтобы на него обратили внимание.
– Кто со мной? – спросил Дан, и касадоры принялись поднимать руки.
И даже раненый Ламмерт попытался, но его осадила тётя Луиза:
– А ну-ка опустил руку! Будешь её поднимать, когда на ногах сможешь стоять! – рявкнула она. – Дан, а что нам прикажешь делать?!
– А вы останетесь здесь и будете ждать, – ответил ей Дан. – С вами останутся телеги, весь груз и почти все припасы. Мэнола и Ламмерт, вы за охранников!
– Ты думаешь, этого достаточно?! – задохнулась от возмущения Луиза.
– Я с вами! – едва не зарычала Мэнола.
– На ночь запалите костры и ночуйте в телегах! – не обратив особого внимания на протесты, Дан снова подошёл к вещам из своего фургона.
И поднял книгу, которая раньше принадлежала Старику. Тот, кому было интересно, мог бы прочитать название объёмного труда: «Звери Рэмской пущи»…
– Дан! Я теперь тоже касадор! – продолжала возмущаться Мэнола, которая, в отличие от Луизы, так и не поняла, что решение Дана было окончательным.
– Да, ты касадор… – не стал тот спорить, раскрыв книгу и улыбнувшись.
– Так возьми меня с собой! – потребовала девушка.
– Там надо будет метко стрелять… И быстро двигаться… – покачал головой молодой касадор, всё ещё улыбаясь.
– Я метко стреляю, и ещё я очень быстрая! – упрямо напомнила девушка.
– Так и есть… – кивнул Дан. Улыбка всё ещё не сходила с его лица, но глаза при этом были холодные-холодные.
Во всеобщей тишине Дан потянулся к раскрытой книге одной рукой. Второй он плавно отпустил «Зверей Рэмской пущи», позволяя книге упасть в пыль, а в руке Дана остался длинный шнурок, на котором болтались восемнадцать склянок. Девять с голубоватой жидкостью, девять с какой-то мутной лимонного оттенка.
– Вот только специй на скорость и меткость всего восемнадцать, – ответил он девушке. – И тебе с Ламмертом, как самым неопытным, придётся остаться здесь.
– Ах ты говна кусок! – девушка в сердцах плюнула на землю и направилась к телегам.
– Мэнола! – Луиза прижала руки к груди и судорожно вздохнула, но той сейчас было, кажется, всё равно.
– Берём свежих воллов, метены! – Дан сунул в карман жилетки специи и, продолжая улыбаться, повернулся к телегам вслед за Мэнолой.
Поэтому он не видел, как переглянулись его спутники. И, надо сказать, многие из них не удержались от того, чтобы зябко повести плечами при виде его жутковатой улыбки.
– Никто же сейчас весёлых баек не травил? – тихо поинтересовался Мигель, когда Дан отошёл достаточно далеко, чтобы не услышать его слов.
– Однозначно нет! – негромко ответил ему Пётр.
– Кранты Стивену… Совсем кранты… – заключил Мигель. – И, кстати, этот гад нас ждать не собирается! Чего стоим?!
Номад Айвери, Равнина Фугграта, два дня пути от Подковы Сборщика, пять дней пути от города Стеинхольвег, Марчелика. 25 апреля 1935 года М.Х.
Роберт всегда был умным мальчиком, поэтому когда-то и стал молодым касадором. И речь даже не о выбранном роде занятий, а о том, что он как-то пережил детство в Марчелике, чтобы иметь впоследствии шанс сделать этот выбор.
И когда Роберт стал молодым касадором – тоже оставался умным. И когда его вадсомад попал в засаду другого вадсомада – остался умным. Потому и дожил до своих солидных тридцати пяти, чем могли похвастаться немногие его сверстники с равнин Марчелики. Его нынешняя благополучная жизнь покоилась на трупах, как минимум, десятка тех, кто был слабее, глупее и не так везуч.
Когда Роберту впервые предложили необычное сотрудничество, от которого без размышлений отмахнулся бы любой уважающий себя касадор (а после недолгого размышления отмахнулись бы и все остальные, уважающие себя гораздо меньше), он не стал пороть горячку. И рискнул. Прошло пять лет, и вот он во главе отряда. И фактически стал предводителем номада.
Ну почти… Но Роберт очень надеялся, что вскоре станет. И, надо сказать, у него были основания так считать. Ведь он делал всё, чтобы номад поскорее оправился от смены власти.
А ещё старательно сглаживал глупые распоряжения Стивена, распределяя все обязанности за спиной номинального предводителя. Роберт отлично помнил серые от горя лица людей в первый день, когда они направились прочь от Подковы Сборщика. Ещё лет десять назад он бы сказал, что на то, чтобы оправиться от такого горя, уйдёт не один месяц. Однако его кропотливая работа уже приносила первые плоды, и люди потихоньку начинали приходить в себя.
Этот пограничный мир человечества был жесток, и мало кто здесь подсчитывал сгоревшие под солнцем Марчелики жизни… Где-то на западе строились городки и возводились фермы, но там всё оставалось под строгим контролем Старого Эдема. Те, кто хотел богатства и свободы – ехали сюда, на фронтир, где в жаре зенита рождались такие богатства, что и представить себе бывает сложно. И те, кто приехал сюда и выжил – могли с полным правом утверждать, что мало кто сравнится с ними в силе воли…
