Сеанс начался с киножурнала «Патэ-Газетт»
[107]: нам показали отъезд короля из Лондона в Богнор-Риджис
[108] – хроникальные кадры почти двухгодичной давности, затем репортаж о скачках Гранд-Нэшнл
[109] без указания даты – предположительно, столь же древний. Далее последовала старая добрая комедия-бурлеск. Я повернулся к пригласившему меня летчику, чтобы отметить превосходное, не в пример нынешним фильмам, качество комедий, снятых на заре кинематографа, но, к своему удивлению, обнаружил, что мой знакомый крепко спит. Я развернулся к другому соседу: тот сидел, запрокинув голову, с закрытыми глазами и разинутым ртом. В пальцах постепенно догорала сигарета. Я забрал ее и потушил. Этот жест потревожил спящего. Он прикрыл рот и, не размыкая глаз, произнес: «Неплохо, да?» И у него вновь отвисла челюсть. Я повертел головой и в приглушенном свете мерцающего экрана увидел, что все зрители спят. После комедии показали ужасающую британскую драму под названием «Женщина, которая осмелилась»
[110]. Про феминистку, внебрачного ребенка и богатого деда. Публика на крыше по-прежнему мирно почивала. Одна из причудливых особенностей аденского климата заключается в том, что здесь весьма затруднительно сохранять неподвижность и при этом бодрствовать.
Показ завершился фортепьянным исполнением «Боже, храни короля!». Все вскочили, как по команде, и вытянулись по стойке смирно, а затем, полностью взбодрившиеся, переместились в клуб, чтобы порадовать себя пивом, устрицами и партией в бридж.
Здешние жители отличались радушием, и как-то раз между обедом и ужином я предпринял серьезную попытку разобраться в некоторых тонкостях ближневосточной политики – попытку, в ходе которой я сначала разложил на столе географические карты, отчеты и записные книжки, а потом впал в неглубокий, но долгий ступор.
За все проведенное здесь время мне выпал только один по-настоящему напряженный день. Я имею в виду «небольшую прогулку по скалам» с мсье Лебланом и его «юношами».
В начале нашего знакомства с мсье Лебланом у меня не было никакой причины подозревать, на что я себя обрекаю, соглашаясь на предложенную им небольшую прогулку по скалам. Торговец, коммерческий агент и видный судовладелец, единственный в европейской колонии магнат, он, как поговаривали, рисковал по-крупному, не раз наживая и теряя несметные богатства. Я познакомился с ним по прибытии в Аден за ужином в резиденции. Он с едким сарказмом рассуждал об Абиссинии, где базировались его крупные торгово-промышленные предприятия, презрительно отзывался об Артюре Рембо, делился свежими сплетнями о фигурах европейского масштаба, а после ужина дал нам послушать принесенные с собой новейшие граммофонные пластинки. После четырех убийственных дней в Дыре-Дауа и Джибути это был просто бальзам для души.
Через пару дней тот человек пригласил меня на ужин в свой особняк, расположенный в Кратере. За мной прислали элегантное авто с облаченным в ливрею водителем-индусом. Роскошный ужин был сервирован на крыше; подавали охлажденное розовое вино («Не самое изысканное, но любимое: из моего небольшого винодельческого поместья на юге Франции») и лучший сорт йеменского кофе. Держа в руке тончайшие золотые часы, мсье Леблан предрек восход какой-то звезды – название я запамятовал. И с точностью до секунды она появилась над горными вершинами в своем зловеще-зеленом ореоле; под ночным небом светились огоньки сигар, откуда-то снизу доносился уличный шелест туземных голосов – все шло безупречно гладко и цивилизованно.
В тот вечер хозяин дома открылся для меня с новой стороны. Прежде я знал мсье Леблана как светского льва. Теперь же увидел мсье Леблана – патриарха. В апартаментах на верхнем этаже здания, где располагалась его фирма, вместе с нами сидели за столом дочь и секретарша хозяина дома, а также трое «юношей». Юноши были из числа его служащих; они постигали азы коммерции. Один француз и двое англичан – недавних выпускников Кембриджа. Работали они на износ: порой, как сообщил сам мсье Леблан, по десять часов в день, а если в порту стоял пароход, то и до поздней ночи. Мсье Леблан не рекомендовал им посещать клуб и вращаться в обществе Стимер-Пойнта. Жили они по соседству, все трое в одном доме; причем жили безбедно, на правах близких друзей семьи.
– Если зачастят в Стимер-Пойнт, сразу начнут выпивать, резаться в карты и сорить деньгами. Здесь же они так загружены работой, что поневоле делают сбережения. А когда им требуется отдых, я отправляю их прокатиться вдоль побережья и посетить мои агентства. Они изучают страну и ее жителей, ходят в рейсы на моих пароходах, а через год-два, сэкономив почти все заработанное, еще и научатся вести дело. Для поддержания формы мы вместе совершаем небольшие прогулки по скалам. Теннис и поло – дорогие удовольствия. А за прогулки по скалам денег не берут. Юноши выбираются из города на свежий воздух, любуются прекрасными видами, а легкая разминка поддерживает их в надлежащей кондиции, потому и работа спорится. На какое-то непродолжительное время они отвлекаются от дел. Вы непременно должны как-нибудь к нам присоединиться.
Я с готовностью согласился. После душной атмосферы Адена легкая разминка на свежем воздухе обещала доставить мне удовольствие. Мы договорились встретиться в ближайшую субботу, во второй половине дня. На прощанье мсье Леблан дал мне почитать «Путешествие в Конго» Андре Жида
[111].
Мсье Леблан – светский лев был уже мне знаком, а теперь еще и мсье Леблан – патриарх. В субботу мне открылся мсье Леблан – заряд энергии, а также мсье Леблан – игрок.
Для начала меня ждал обед с юношами в их «столовой», – похоже, на Востоке так принято называть любое место для совместного приема пищи. Я предстал перед ними в образе любителя пеших прогулок, не раз виденного мною на фотографических снимках: шорты, расстегнутая рубашка, прочные ботинки, шерстяные гетры и массивная трость. Во время отменного ланча молодые люди рассказали, как однажды под покровом темноты проникли в «башню молчания» парсов и какой получили нагоняй. Немного погодя один юноша сказал:
– Ну, пора переодеваться. Мы обещали быть у старика примерно в половину.
