В городе мне удалось найти лишь одного говорящего по-английски человека: им оказался исключительно необаятельный субъект, внебрачный сын известного человека из Джорджтауна, с которым я познакомился в рождественские дни. Между мною и его сыном сейчас установилась лишь очень хрупкая связь, поскольку молодой человек признался, что ненавидит своего отца и не раз подумывал его застрелить.
– Я теперь женат и ровно пять раз обращался к нему с просьбой о деньгах, но ответа так и не получил.
Как и все обитатели Боа-Висты, он был донельзя тощим; влажные черные волосы лезли ему в глаза – светло-желтые, под цвет лица. Говорил он меланхолично, растягивая слова. По моим впечатлениям, это был едва ли не единственный горожанин, которого я видел за работой. Он владел небольшой кузницей, где изготавливал клейма и чинил оружие. Почти все остальные жители, как можно было подумать, не занимались вообще ничем, увязнув в порочном круге полуголодного существования. Возможно, от случая к случаю они зарабатывали какие-то гроши в сезон паводков, когда сюда чаще ходили лодки из Манауса: это фермеры приезжали за покупками и за рабочей силой для перевозки скота водным путем. За все время, проведенное в Боа-Висте, я, пожалуй, не видел, чтобы хоть кто-нибудь, кроме школьного учителя, зарабатывал или тратил какие-либо средства. Даже в кафе большинство посетителей приходили только посплетничать и сразиться в домино, а потом уходили, не заказав даже чашки кофе. В нескольких милях от города находилось поселение солдат-резервистов, которые обосновались со своими женами на небольших наделах земли; только они могли изредка оставить здесь пару шиллингов. Престарелый секретарь городской управы, очевидно, получал некое жалованье, как, несомненно, и объезжающий окрестности ветеринарный инспектор, который изредка появлялся в городе, как и радист, и злодейского вида чиновник, которого прозвали Мытарем. Но тысяча других жителей день за днем лежали в гамаках, а по вечерам собирались у порога, чтобы посплетничать. Землю раздавали бесплатно, причем весьма плодородную, судя по овощам, которые выращивали монахини, однако рацион горожан состоял в основном из фарина, тассо и небольшого количества рыбы – все это покупалось за бесценок. Но такая ситуация сложилась не вследствие легкомыслия или идиллической недальновидности. У горожан был болезненный, недовольный вид. Тучных здесь не водилось ни среди мужчин, ни среди женщин. Вообще говоря, судьба женщин выглядела совсем уж безотрадной. У них не было имущества, которое требовало бы догляда, как не было и кухонных забот; детей они выпускали бегать голышом или в лохмотьях. Все женщины отличались миловидностью: невысокие, худенькие, тонкие в кости, с изящными чертами лица; некоторые даже заботились о своей внешности и появлялись на воскресной мессе в легких платьях, чулках и туфельках, с дешевыми цветными гребешками в волосах.
Из разрозненных и не совсем надежных источников я почерпнул кое-какие сведения из истории Боа-Висты. Прошлое города оказалось довольно печальным. Даже самые патриотичные бразильцы мало что хорошего могут сказать о жителях штата Амазонас: в основном это потомки заключенных, выпущенных на волю после отбытия срока; подобным образом французы выпускают преступников на свободу не где-нибудь, а в Кайене, что во Французской Гвиане, дабы те еще помучились, наскребая себе на жизнь в негостеприимном краю. Практически все жители – наполовину индейцы, наполовину португальцы. Точной переписи населения не проводилось, но недавний обзор, помещенный в «Географическом журнале», показывает, что жители попросту вымирают: семьи обычно становятся бесплодными через три поколения; иммигранты-иностранцы, в основном немцы и японцы, постепенно вытесняют оставшихся вглубь территории, так что для многих Боа-Виста – последнее пристанище перед вымиранием. Лучшие люди уходят на ранчо, худшие остаются в городе.
По своей природе они склонны к убийству, каждый человек, даже самый бедный, носит при себе оружие, и только всеобщая апатия удерживает их от частого кровопролития. В мое присутствие перестрелок не было; точнее, их не было уже несколько месяцев, но я все время находился в новой для себя атмосфере, где в воздухе постоянно витал запах насилия. Служивший в приорате немец, который ни днем ни ночью не расставался с заряженным ружьем, очень удивлялся, когда видел, что я иду за покупками без револьвера, а кузнец в силу своей профессии вообще крайне редко заговаривал о чем-либо другом: наибольший доход сулила ему переделка спусковых пружин для повышения скорострельности револьверов.
Осужденных за убийство было крайне мало. Два самых громких процесса последних лет закончились оправдательными приговорами. Один из подсудимых, молодой британец, приехал сюда из Гвианы мыть золото. Будучи бесправным на чужой земле, однажды вечером в кафе он под хмельком выразил готовность застрелить любого, кто перейдет ему дорогу. Это бахвальство восприняли как провокацию, а через несколько вечеров он был убит выстрелом в спину и ограблен на пороге собственного дома.
Второй случай оказался более примечательным. Двое уважаемых граждан, некий доктор Зани и некий сеньор Омеро Крус, беседовали на веранде, как вдруг подъехал их политический противник и застрелил доктора Зани. На процессе ответчик не признал свою вину, настаивая, что убийство произошло по ошибке, ибо его настоящей мишенью был сеньор Крус. Суд принял сторону защиты и постановил, что смерть наступила в результате несчастного случая.
Время от времени предпринимались попытки улучшить состояние городской среды. Незадолго до войны сюда приехал состоятельный немец и начал покупать скот. Он предложил и реально заплатил фермерам столько денег, сколько те в глаза не видели, и оснастил целую флотилию больших моторных баркасов, чтобы доставить скотину на рынок в Манаусе. С финансовой точки зрения план был продуман до мелочей и мог принести значительную выгоду всему округу, но волею судеб провалился. Еще до прибытия на рынок первого каравана судов немца застрелил чиновник, которого тот обошел своим вниманием при раздаче взяток. Защита утверждала, что убитый был застрелен при попытке избежать ареста за нарушение сезонного запрета на сбор черепашьих яиц. Убийцу оправдали, а баркасы так и не вернулись в Боа-Висту.
В числе более свежих деловых начинаний фигурировала та самая «Компания», которая не сходила с языка у горожан. Я так и не узнал полной истории этого фиаско, потому что в нем были серьезно замешаны бенедиктинцы, а мне, живущему в приорате, не хотелось досаждать им расспросами. Согласно мрачному утверждению кузнеца, скандал был настолько шумным, что самого архиепископа доставили в Рим и бросили за решетку по приказу папы. Определенно, причиной тому послужило нечто большее, чем неумелое управление делами. Отец Алкуин никогда об этом не упоминал и лишь однажды проронил, что все пошло не так, как они надеялись. Насколько я мог понять, факты сводились к следующему.
Пару лет назад охваченные благотворительным рвением богатые бенедиктинцы в Рио приняли решение возродить старые планы по обеспечению процветания и самоуважения города Боа-Висты. С географической и политической точек зрения город занимал ключевые позиции на огромной территории бассейна северной Амазонки. Монахи спали и видели, как вместо убогого лагеря головорезов на этом месте вырастет благополучный город, маяк культуры, освещающий темные земли вокруг, миссионерский центр по обучению индейцев и обращению их в истинную веру. Они даже возомнили, что это место станет церковным государством в миниатюре, где промышленность, торговля и власть будут находиться в милостивых руках Церкви; подобная счастливая мечта, озаренная неограниченными возможностями, могла созреть только у тех, кто плохо знаком с нынешним духом Боа-Висты.
