— Ваше мнение, генерал? — обратился Гибер к военному министру.
— Если русские на это пойдут, то план жизненный, — ответил Легран, — но могут и не пойти. Они не собираются возвращать займы, да и выплаты предложили только потому, что были уверены, что мы от них откажемся. И чем вы их привлечёте? Перспективами расчленения Германии?
— А без России? — спросил министр колоний Александр Мелен.
— Одним нам это не по силам, — ответил генерал. — Вместе с англичанами можем победить при условии, что они приложат к этому все силы, а не станут прикрываться нами. Но это будет тяжёлая война с большими потерями. Наши планы строились из расчёта, что воевать будут другие.
— Потеряем половину флота, — добавил министр флота адмирал флота Жорж Кремер. — И это при условии, что англичане выставят примерно такие же силы. Но у меня нет им большой веры.
— Я не понял, о чём мы договариваемся, — сказал министр внутренних дел Пьер Рувье. — Если кто-то хочет, чтобы русские для нас дрались с немцами, то это глупость. И не нужно на меня так сверкать глазами! Я встречался с Вяземским и могу сказать, что это исключительно умный человек. Да вся деятельность Братства за тридцать лет его существования говорит о том, что в его руководстве нет дураков. Императора ставили они, поэтому или он тоже умён и заодно с ними, или находится под контролем. Обмануть их не удастся, купить — тоже. Так что давайте лучше вернёмся к тому, как заставить воевать немцев.
— Вы бы лучше занялись поисками агентов Братства, которым так восхищаетесь! — с сарказмом сказал Ферри. — Это ваша прямая обязанность!
— Я займусь, — отозвался Рувье, — и даже найду, хоть вряд ли всех. Но для этого потребуются несколько лет. В двенадцати самых крупных городах, которые почти наверняка заминированы, проживают около девяти миллионов человек. Проверять придётся каждого десятого, и проверка должна быть… деликатной, а не допрос с пристрастием. Увы, быстро такое не сделаешь!
— Надо давить на немцев, чтобы выполнили свои обязательства по договору! — предложил министр юстиции Эжен Фрейсине. — Пусть теперь начинают сами, а мы подключимся позже. С англичанами консультировались?
— Они в растерянности, — ответил Гибер. — Ход с ядами, несмотря на всю его гнусность, был гениальным. Нас взяли за горло! По этой же причине вряд ли немцы поддадутся давлению. Какая война, если у них не будет тыла?
— А, может быть, нам у русских тоже что-нибудь отравить? — спросил Мелен. — Не на самом деле, конечно, а подготовить и пригрозить?
— У вас есть тридцать лет? — неприязненно спросил Бриссон. — Ну так и нечего предлагать ерунду! Они работали годами над своими ядами, а потом долго внедряли к нам людей, и не просто агентов, а специально воспитанных с детских лет фанатиков. Обычному человеку трудно отравить десятки тысяч человек и не соблазниться выдать свою отраву за вознаграждение. Если на таком поймают, с живых сдерут шкуру!
— Мы с вами сидим целый час, но так ни до чего и не договорились, — сказал Гибер. — Есть хоть у кого-нибудь дельные предложения?
— У меня есть одно, — сказал Фрейсине. — Оно жизненное, но никому из вас не понравится. Нужно собраться главам союза и России на конференцию и решить самые важные вопросы. О материальных претензиях к русским придётся забыть. Если дать гарантии безопасности, они уберут свою отраву.
— Надеюсь, что это не единственное предложение, — вздохнул Гибер, — потому что я не пойду с ним к президенту.
Во дворце нам выделили только четыре комнаты, но каждая была в два раза больше трёхкомнатной квартиры из прошлой жизни. Такой простор был непривычным и действовал на нервы. Хорошо, когда у вас большая гостиная, но когда в спальне можно играть в баскетбол…
— Вам хорошо, а я в ней одна, — жаловалась нам Ольга. — В первые два дня долго не могла заснуть. Единственная польза, что вам есть где бегать с вашей борьбой. Смотрите, если узнают, засмеют. Статс-дама вся потная в штанах гоняет по спальне мужа-камергера!
— Меньше будут приставать, — сказала ей Вера.
— Это кто же к тебе приставал? — спросил я. — И почему я узнаю об этом только сейчас?
— А если бы сказала раньше? — спросила жена. — Неужели избил бы цесаревича?
— Ему мало фрейлин? Как он к тебе приставал, надеюсь, не грязно?
— Зря ты о нём так говоришь, — ответила она. — Вот что ревность делает с самыми лучшими мужчинами. Он, если хочешь знать, с фрейлинами не флиртует, а за мной просто ухаживал, правда, очень настойчиво. Мне это не понравилось, и я ему так и сказала. Сама, мол, знаю, что умница и красавица, а для комплиментов у меня есть муж, только он редко их делает…
— Так и сказала? — не поверила Ольга. — Врёшь, наверное.
— Будем заниматься или болтать? — спросил я Веру.
— На этом закончим, — ответила она. — Я уже не буду драться лучше, чем сейчас, поэтому время занятий можно сократить. Пойду мыться.
Она вышла и сразу же вернулась вместе с императором. Владимир Андреевич посмотрел на меня с весёлым удивлением и спросил, чем это мы занимаемся.
— Шёл мимо, и возник один вопрос, — объяснил он причину своего появления. — Спрашиваю у вашей матушки, где мой советник, а тут появляется это видение в крестьянской одежде. Мы, говорит, учимся драться. Странное занятие для статс-дамы, причём такой милой, вот меня и взяло любопытство, как у вас поднимается рука её бить?
— Вообще-то, больше бью я, — сказала жена.
— Тогда беру назад свои слова насчёт милой, — засмеялся он. — Показывайте, князь, или мне вас попросить ещё раз?
Наверное, Веру вдохновило присутствие августейшего зрителя, потому что на этот раз она превзошла саму себя и мне пришлось плохо в самом прямом смысле этого слова. А вам было бы хорошо от удара пяткой в живот? Да, в борьбе жена обошла меня во всём, кроме силы.
— Тебе очень больно? — забыв об императоре, причитала она над моим телом.
Я свернулся калачиком и пережидал боль. Пресс накачал хорошо, но и удар был изо всей дури. Я Веру так и тренировал, чтобы не намечала удары, а лупила. Раньше было нетрудно защититься, а свои удары я хорошо контролировал, но сейчас не успел с защитой. Бросить, что ли, к чёрту эти занятия?
— Уже всё, — сказал я ей и встал, стараясь дышать поглубже.
— Извините, ваше величество, — смущённо сказала жена.
— А передо мной для чего извиняться-то? — удивился Владимир Андреевич. — Извиняйтесь перед мужем. Если бы жена так меня била, да ещё каждый день, ей богу, развёлся бы!
Говорил он серьёзно, а глаза смеялись.
— Выйдите, — попросил я девушек, и они, получив подтверждающий кивок императора, выскочили за дверь.
— В правительстве нет единства по вопросу, когда заниматься национализацией, — сказал он, садясь в кресло. — Я тоже в затруднении. Есть разные предложения, поэтому хотелось бы выслушать ваше мнение.
