— Как он завернул! — сказал сидевший со мной у приёмника отец. — Прогнившие монархии Европы! Это не только немцы с французами, но и мы. Наверное, узнали о нашем союзном договоре. Только ведь сюда можно включить и англичан. Не хотят ли они заодно отобрать колонии и у короля Эдуарда?
— Пуп у них развяжется воевать против всех сразу, — ответил я. — Хотя сказано очень нагло. Не нравится мне это. Он уверен в том, что мы — это уже прошлое, а для такой уверенности должны быть серьёзные основания.
— Ложились бы вы спать! — сказала заглянувшая в гостиную мать. — Уже двенадцатый час! Завтра узнаете.
— Уже идём, — ответил ей отец и обратился ко мне: — Действительно, выключай приёмник и ложись. Это у американцев четыре часа дня, а мы с тобой завтра из-за них не выспимся. Новости будут в утреннем выпуске.
Я не стал спорить, потому что тоже хотел спать. Дурное дело — не выспаться и ходить сонным, особенно когда в этом нет никакой необходимости. Но утром я первым делом побежал включать приёмник. Отец встал позже меня.
— Ну что там? — спросил он, появляясь в гостиной. — Мне уже некогда слушать новости, нужно завтракать и идти на службу.
— Морские министры наших империй выступили с заявлениями, что их подводных лодок вблизи Америки не было, поэтому никто этот эсминец не топил. Англичане пока молчат, но их никто и не обвинял. Но для американцев наши оправдания — это только лишнее подтверждение нашей вины и лживости. Сегодня ожидается заседание Конгресса. Американские комментаторы уверены в том, что война будет объявлена. Не знаю, что печатают в их газетах, а в эфире подняли такую бучу! Настоящая истерика! Не удивлюсь, если скоро многие американцы понесут свои деньги в фонд обороны. Компания организована очень профессионально. Даже мне захотелось побежать в банк и чего-нибудь им перевести.
— А мы хотели спокойно дожить до следующего лета, — вздохнул отец. — Ладно, ты слушай, а я пошёл.
Долго я сидеть не стал, потому что подозревал, что разбора отчётов сегодня не будет. Так и оказалось. Стоило мне прийти в расположенную неподалёку от императорского кабинета комнату, где мы с Николаем Михайловичем возились с бумагами, как зазвонил телефонный аппарат, и раздражённый Владимир Андреевич велел всё бросить и идти к нему. При моём появлении императорские гренадёры отдали честь и слаженно расступились в разные стороны. Секретарь вскочил со своего места и поспешил открыть передо мной дверь. Раньше за ним не водилось такой предупредительности. В кабинете, помимо императора, сидели канцлер и военный министр. Я начал приветствие по всей форме, но был прерван.
— Садитесь за стол, князь! — сказал Владимир Андреевич. — Считайте, что уже со всеми раскланялись. Меня сейчас интересуют не ваши манеры, а то, что вы стали бы делать.
Я послушно сел за стол и начал:
— Я далёкий от армии и флота человек, хоть и имею воинское звание, но мне кажется, что ситуация для нас очень благоприятная. Ну объявят войну нашим соседям…
— Уже объявили, — перебил меня Вяземский.
— Мы знали, что так и будет, только думали, что это случится позже, — продолжил я. — Но начав так рано, они подгадили сами себе. Нельзя атаковать побережье силами только одного флота без мощной авиационной поддержки, а у них её нет и не будет до следующего лета.
— У них пять или шесть авианосцев, — возразил министр, — а это четыреста самолётов.
— Там в основном пикировщики, — в свою очередь возразил я. — Истребителей немного. Если бросить на американский флот много самолётов, он не отобьётся одними зенитными средствами. Потери в самолётах будут большие, но корабли они перетопят! Кроме того, для нормального ведения войны с сильным противником где-то в Европе должна быть база, куда нужно заранее перевезти кучу припасов и много солдат и техники. Того, что могут взять на борт десантные суда, совершенно недостаточно. Отказав янки в помощи, англичане сильно им подгадили.
— Они развернули строительные работы в Норвегии, — сказал канцлер. — Солдат там пока мало, но припасы и технику уже везут.
— Ну и разбомбить всё это к чёртовой матери! — посоветовал я. — Войну кайзеру уже объявили, так что я на его месте не думал бы ни минуты. У американцев сейчас нет прикрытия от налётов авиации, так что немцы разнесут там всё в пух и прах. И норвежцам урок. Вряд ли после этого найдётся много желающих оказывать помощь Америке. Франко-Германскую империю и так обливают грязью, так что хуже в этом уже не будет. Этой операцией кайзер нанесёт янки большие потери, затруднит им всю военную компанию, выиграет время и поднимет дух своим подданным. Вот нам пока встревать нежелательно. У американцев на Тихом океане полно кораблей, как бы они не решили отыграться на нас. Но бомбы объёмного взрыва я союзникам дал бы. У нас с ними союз всерьёз и надолго.
— Я об этом думал, — сказал Вяземский, — но были сомнения. Не хотелось начинать первым.
— Уже не получится отсидеться, — возразил я. — Мира не будет, так зачем давать противнику укрепиться и создать плацдарм для нападения? Они объявили войну, не пожалев своего корабля. Пусть это сыграл президент, нарушив тем самым чьи-то планы, остановиться теперь не сможет никто.
— Будут ещё какие-нибудь мысли? — спросил император.
— Только одна, — ответил я. — Усилить против янки компанию в прессе. К началу боевых действий весь народ должен ненавидеть американцев, начиная с чистильщика сапог и заканчивая их президентом. О том, что в Америке не одни мерзавцы, можно поговорить после войны. Война будет долгой и тяжёлой, и нужна поддержка всех сословий. Американцы уже объявили о сборе пожертвований на поддержку военного строительства, а чем мы хуже? Это сейчас хватает средств, в военное время их никогда не бывает много.
— Спасибо, князь, — сказал мне император. — Можете идти, но пока не отлучайтесь из своей комнаты.
Я вернулся к Николаю Михайловичу и застал его у невесть откуда взявшегося радиоприёмника.
— Слушаю новости, — сказал он. — Нам его принесли, как только вы ушли. Не хотите присоединиться? Передают много интересного.
Я присоединился, но ничего интересного не услышал. Американцы по-прежнему нагнетали военную истерию, англичане отмалчивались, а станции, вещавшие на немецком и французском, обвиняли янки в провокации и запускали в эфир патриотические передачи. Испанского языка мы не знали, поэтому не смогли оценить реакцию Латинской Америки. На месте латиноамериканцев я не радовался бы. Закусившие удила и отбросившие прежние правила Американские штаты были опасным соседом. Если они и раньше не слишком считались со странами Южной Америки, что хорошего можно было ждать теперь? Пока янки не до них, но не нужно большого ума, чтобы понимать, что рано или поздно придёт и их черёд. А вот наши радиостанции выглядели бледно. Общая направленность передач, несомненно, была антиамериканской, но какой-то беззубой, что ли. Так одна из трёх самых популярных станций всего лишь выражала сомнения в том, что эсминец был потоплен немцами. Когда я сказал об этом Рейтерну, он пожал плечами.
