Скрипнула лестница, и я стремительным движением смахнула выступившие слезы. Не хотелось, чтобы мама увидела, как сильно я расстроена.
– Лили, ну что же ты так долго? Я так волновалась за тебя! Что случилось?
– Здравствуй, мама! – Я осторожно обняла маму за плечи, как только она подошла ко мне. – Прости меня, день выдался тяжелый. Можно я расскажу все завтра? Я очень устала.
Она отступила на шаг, по-прежнему держа меня за плечи, и внимательно посмотрела мне в глаза.
– Лили? – тихо спросила она.
Я отрицательно покачала головой, и она прижала меня к себе, бережно, как маленькую, поглаживая по спине. По моей щеке снова скатилась предательская слеза, и я тут же стерла ее.
Мама отпустила меня спать, убедившись, что я выпила чашку горячего какао. Она всегда готовила его мне, когда я была расстроена.
Оказавшись в своей комнате, я хотела рухнуть на постель не раздеваясь, но заметила голубоватое мерцание на кровати. Я осторожно приблизилась и пораженно ахнула: на моей подушке лежала лунная роза. Невероятно редкий и невероятно прекрасный цветок. Синие лепестки и серебристый стебель, казалось, были целиком сотканы из лунного света.
Я бережно взяла ее, чтобы рассмотреть со всех сторон. Впервые я держала в руках нечто столь удивительное. Следом пришла другая мысль, куда более пугающая: он узнал, где я живу, и побывал в моем доме. По телу пробежала дрожь.
Нет, не могу сказать, что была напугана. Не думаю, что этот тип хотел сделать что-то плохое. Это было странно, мягко говоря. И в очередной раз навело на размышления о том, кто он все-таки такой.
Я еще немного повертела розу в руках, думая об Алазаре. Но силы мои были на исходе, я вздохнула, положила ее на прикроватный столик, а затем, наконец, устало рухнула на кровать. Я уснула, едва голова коснулась подушки.
Глава 5
Лилит
Утро для меня началось поздно. Я долго валялась в постели, пытаясь убедить себя, что вчерашний день мне приснился. Когда я все же поднялась с кровати, то вдруг осознала, что спешить мне совершенно некуда. Обучение закончилось, и впервые за долгие годы я предоставлена сама себе. Вот только я не догадывалась, что свободное время достанется мне такой ценой.
В голове не укладывалось, что Хранительницей действительно станет Оливия. Жизнь словно нарочно искала предел моей ненависти. Прошло уже почти два года, но я помнила все так, будто это случилось вчера. Мысли невольно обратились к прошлому.
– Лили, ты пойдешь на праздник Литы? – окликнула меня Оливия.
Я отрицательно покачала головой.
– Мне нужно отработать заклинание защиты. Ты же знаешь, Огаста меня терпеть не может!
– Ты преувеличиваешь. Да и к тому же твое заклинание лучше, чем у любого из нас. Пойдем!
– Оно еще далеко от идеала.
Оливия закатила глаза. Я уже думала, что разговор закончен, но она вдруг спросила:
– А ты не боишься оставлять Эдриана одного? Праздник Литы кому угодно голову вскружит.
– Мы просто друзья, – пробормотала я и сама поразилась тому, как неуверенно прозвучал мой голос. У меня начали гореть уши, а лицо наверняка уже приобрело пунцовый оттенок.
Разумеется, моя реакция не укрылась от Оливии, и она рассмеялась.
– Все в порядке, Лили. Я давно знаю, как ты относишься к Эдриану.
– Неужели так заметно? – Я даже подалась вперед в ожидании ответа.
– Успокойся. Я тебя еще никогда такой не видела. – Оливия ободряюще похлопала меня по плечу. – Не думаю, что кто-то, кроме меня, заметил. Включая самого Эдриана, разумеется. Тебе, правда, стоит поговорить с ним об этом. Иначе рано или поздно это сделает кто-то другой.
Последнюю фразу она произнесла с улыбкой, но что-то в ее тоне задело меня. Ее слова не выходили у меня из головы, даже когда я пришла домой.
Я практиковалась весь день, но когда за окном начало смеркаться, на душе стало совсем тоскливо, и я не выдержала. Подскочила со стула и ринулась к шкафу, отыскала в его недрах яркий летний наряд – совсем непохожий на те, что я обычно ношу. Сегодня мне хотелось быть красивой. Возможно, в праздник Литы Эдриан наконец разглядит мои чувства. Улыбнувшись себе в зеркало, я поспешила в рощу.
Всю дорогу сердце колотилось как бешеное, щеки горели румянцем, а с лица не сходила глуповатая улыбка. Мне хотелось скорее попасть на праздник. Сегодня никто не позволит себе колкостей по поводу моего отца. На празднике Литы есть место всем. Даже мне.
В толпе мелькнула фигура Эдриана, и я поспешила к нему навстречу. Помню, как подбежала к костру и застыла безмолвным изваянием. Смеющиеся парочки то и дело задевали меня локтями, но я не обращала на них внимания. Мой взгляд был прикован к Эдриану, танцующему с девушкой в платье цвета осенней листвы. Летний ветерок смахнул золотой локон ей на лицо, и Эдриан остановился. Осторожно, с нежностью заправил прядку девушке за ухо, наклонился ближе и поцеловал.
В ночь Литы мое сердце было разбито. Дважды. Лишь у одной девушки в Сиппаре были золотые волосы такой длины.
Я неслась домой, а глаза застилали жгучие слезы. «Ненавижу. Ненавижу. Ненавижу», – звучало в каждом ударе моего сердца. Не знаю, каким чудом мне удалось не устроить скандал прямо на празднике. Должно быть, сама Богиня уберегла меня от позора. В ту ночь мне казалось, что я ненавижу Оливию. Но истинную ненависть я познала позже.
На следующий день я столкнулась с Оливией в коридоре замка. Мы обе спешили на лекцию леди Огасты. Увидев меня, предательница расплылась в улыбке:
– Лили-и-и! Зря ты вчера не пошла на праздник, было так весело. Ты даже не представляешь, что устроил Марис…
Она говорила, говорила и говорила. О Марисе, Катрине, Лисе, и ни слова о том, как вчера ночью она разбила мне сердце. Ее голос лился и журчал, а я смотрела лишь на голубую венку, пульсирующую на шее Оливии. Мне вдруг показалось, будто по ее жилам бежит сладкий яд. Он струится по крови, разливается в голосе и дурманит разум каждому, кто его слышит. На миг мне почудилось, что если сейчас сдавить тонкое горло Оливии, заставить ее захрипеть, лишить этого чарующего голоса, то иллюзия спадет, явив миру истинное обличье предательницы – побитое оспой лицо с желтыми гнилыми зубами и серыми спутанными патлами. Все увидят, кто прячется под лживой маской безупречной Оливии Бертхайм.
В груди бушевало пламя, ярость застилала глаза, а руки сжимались в кулаки. После каждой лживой фразы, после каждого слащавого смешка я представляла, как сжимаю ее горло и впиваюсь ногтями в лицо. Но я, разумеется, сдержалась.
Усилием воли придала лицу бесстрастное, холодно-надменное выражение – именно с такой маской я обычно ходила на светские мероприятия, которые вынуждена была посещать как претендентка. Я рано поняла, что маска защищает меня не хуже брони, дает понять местным сплетницам, что со мной не стоит связываться. «Напади первая. Не дай им себя ранить», – именно с таким девизом я жила после смерти папы. Оливия и Эдриан были едва ли не единственными людьми, которые знали меня настоящую. Что ж. Моя ошибка.
