«Я думал… что так и умру, желая вас»
Вероятно, утром он и не вспомнит об этом: мало ли что говорят под действием опиума. Возможно, он даже не понимал, что делает, когда целовал ее возле экипажа, хотя слуги все равно теперь будут об этом сплетничать. Она сделает вид, будто ничего не произошло, и, если повезет, Девон либо не вспомнит об этом, либо ему хватит такта молчать.
Кэтлин протянула было руку к шнурку звонка, собираясь вызвать Клару, но передумала: еще очень рано. Перед тем как начать непростой процесс одевания и укладывания волос, она вполне может проведать пациентов. Завернувшись в кашемировую шаль, первым делом она пошла навестить Девона.
Она не ожидала, что он уже проснулся, но дверь в его комнату была приоткрыта, а шторы на окнах раздернуты. Девон сидел в кровати, опираясь на подушки. Его густые волосы выглядели влажными и чистыми, кожа блестела, гладко выбритая. Даже в постели, раненый, он выглядел раздосадованным и раздраженным из-за вынужденного заточения.
Кэтлин неуверенно остановилась на пороге. Пространство между ними, казалось, наполнилось напряженным молчанием. Она вдруг засмущалась и покраснела, и ей ничуть не помогало, что он смотрел на нее так, как никогда раньше: дерзко, по-собственнически. Кэтлин поняла: что-то изменилось. Девон окинул ее взглядом, задержавшись на яркой шали, и губы его тронула легкая улыбка. Кэтлин закрыла дверь, но подойти к нему не решалась.
– Почему вы так рано проснулись?
– Очень хотелось есть, нужно было умыться и побриться, так что пришлось вызвать Саттона.
– Вам больно? – участливо спросила Кэтлин.
– Да! – подтвердил он с готовностью. – Подойдите же и облегчите мою боль.
Она с опаской приблизилась к кровати: нервы были натянуты как струна – и вдруг почувствовала резкий запах, неуместный здесь, но в то же время странно знакомый: мяты и камфары. Ее это несколько озадачило.
– Я не ошибаюсь? Вроде бы пахнет мазью, которую мы используем для лошадей.
– Да, вы правы: мистер Блум прислал мне баночку и сказал, что от нее мои ребра заживут гораздо быстрее.
– Она и правда очень хорошо помогает от ушибов и растяжений, но ведь у лошадей…
– Чем я хуже? – рассмеялся Девон. – Вот если бы еще эта дрянь так не жгла, а то ведь дыру в моей шкуре прожжет.
Кэтлин нахмурилась.
– Что, Саттон ее не разбавил? Надо было смешать с маслом или белым воском.
– Ему никто не сказал.
– Тогда ее нужно немедленно стереть, иначе и правда будет ожог. Позвольте, я помогу. – Кэтлин протянула было руку, но остановилась в сомнении: чтобы добраться до ребер, придется или задрать подол рубашки и снизу, или расстегнуть ворот. Поняв, что ей неловко, Девон улыбнулся и покачал головой.
– Пусть этим займется Саттон.
– Нет-нет, я справлюсь, – заверила его Кэтлин, хоть щеки у нее и порозовели. – В конце концов, я же не юная леди – была замужем как-никак.
– Стало быть, искушенная, – мягко усмехнулся Девон, лаская ее взглядом.
Она сосредоточенно сжала губы и, пытаясь сохранять спокойствие, начала расстегивать пуговицы. Рубашка, сшитая из тонкого белого льна, чуть поблескивала, и Кэтлин не удержалась:
– Очень хорошая ткань.
– Это Саттон ее откуда-то вытащил.
Кэтлин остановилась, озадаченная.
– Вы что, впервые ее надели? А в чем же вы спите, если не в ночной рубашке?
Девон ответил ей красноречивым взглядом, скривив губы в усмешке, и когда она поняла, что он имеет в виду, у нее отвисла челюсть.
– Вас это шокирует?
– Нет, не очень: я же знала, что вы варвар.
Но цвет ее лица – точь-в-точь спелый гранат – свидетельствовал об обратном, когда она решительно сосредоточилась на застежке. Наконец, ворот рубашки распахнулся, открывая смуглую грудь с легкой кудрявой порослью. Кэтлин кашлянула, прочищая горло, и спросила:
– Вы можете приподняться?
Вместо ответа Девон оттолкнулся от подушек, крякнув от напряжения. Шаль соскользнула с плеч Кэтлин, но она не стала ее поднимать, сосредоточившись на повязке. Надо было отыскать концы, развязать и аккуратно снять, не причинив раненому боль. Концы оказались длиннее, чем она ожидала, и пришлось потянуть несколько раз. Не в силах больше сохранять такое положение, Девон со стоном рухнул обратно на подушки, но при этом придавил руки Кэтлин и пробормотал:
– Прошу прощения.
– Ничего страшного. Но если вы не против… – попыталась она высвободиться.
Дыхание у Девона пришло в норму, но он не спешил ничего менять, оценивая ситуацию. Кэтлин заметила озорной блеск в его глазах, и это ее одновременно и возмутило, и позабавило.
– Ах вы, проказник, отпустите меня немедленно.
В ответ он положил ладони ей на плечи и предложил:
– Лучше забирайтесь ко мне, а то замерзнете.
– Вы с ума сошли?
Она пыталась вытащить из-под него руки, а он тем временем дотянулся до ее косы, свисавшей через плечо, и погладил ее.
– Прошлой ночью вы же лежали со мной рядом, и ничего, остались живы.
Кэтлин замерла. «Значит, он помнит».
– Вряд ли вы можете надеяться, что так будет всегда, – заявила она запальчиво. – К тому же моя горничная непременно станет меня искать.
Девон перевернулся на бок и все-таки усадил ее на кровать.
– Сюда она не войдет.
Кэтлин нахмурилась.
– Вы просто несносный! Пожалуй, пусть мазь прожжет вас до костей.
Его брови поползли вверх.
– А я-то думал, что вы будете обращаться со мной по меньшей мере не хуже, чем со своими лошадьми.
– Любая из моих лошадей ведет себя лучше, чем вы, – заявила Кэтлин, через вырез рубашки одной рукой дотянувшись до его спины. – Даже мул, и тот более покладистый.
Наконец-то ей удалось справиться с завязками, ткань, пропитанная мазью, ослабла. Кэтлин стянула ее и бросила на пол. Девон предоставил ей полную свободу действий и лежал неподвижно, явно довольный собой. Глядя на его шкодливую физиономию, Кэтлин с трудом удерживалась от улыбки, напротив, бросала на него укоризненные взгляды.
– Доктор Уикс сказал, что вам нужно воздерживаться от резких движений, а также ничего не поднимать. А еще – постельный режим.
– С радостью буду лежать в кровати, если вы останетесь со мной.
От него веяло чистотой и теплом, и он так манил к себе, что Кэтлин почувствовала слабость и осторожно опустилась на сгиб его локтя, но тут же спохватилась:
– Так вам не больно?
– С каждой минутой я чувствую себя все лучше.
Он натянул на них обоих белую простыню с шерстяным одеялом, и они словно оказались в мягком теплом коконе. Она лежала рядом с ним лицом к лицу, и по телу ее бежали мурашки. Было так приятно ощущать его сильное крепкое тело, которое так подходило ее собственному.
