Хелен заглянула в затемненную комнату через щель приоткрытой двери и услышала очень тихий звук, нечто среднее между стоном и рычанием, и у нее встали дыбом короткие волоски на затылке.
– Может, послать за доктором Уиксом? – предложила миссис Черч.
– Наверное, – кивнула Кэтлин. – Хотя он бо́льшую часть ночи провел возле мистера Уинтерборна, и ему совершенно необходимо немного отдохнуть. Более того: если даже мы не можем убедить нашего пациента выпить лекарство или воду, не знаю, удастся ли это доктору Уиксу.
– Можно мне попытаться? – предложила Хелен.
Обе женщины в один голос заявили:
– Нет!
Кэтлин пояснила:
– Ничего, кроме ругательств, мы от мистера Уинтерборна не слышали. К счастью, он говорил на уэльском, но все равно это слишком для твоих ушей. К тому он полураздет, там дурно пахнет, а ты девица, так что исключено.
Из глубины комнаты донеслось проклятие, вслед за ним – ужасный стон, и у Хелен сердце сжалось от жалости.
– Мне это не в новинку: после смерти мамы я ухаживала за отцом, когда он болел.
– Да, но то другое дело: родной человек…
– Мистер Уинтерборн в таком состоянии, что вряд ли может кого-то скомпрометировать… – возразила Хелен. – А у вас с миссис Черч и так полно дел. Позвольте мне о нем позаботиться.
– Хорошо, но оставь дверь открытой, – неохотно согласилась Кэтлин.
Хелен кивнула и прошла в комнату.
В комнате было тепло и душно. Воздух был спертый, пропитанный запахами пота, лекарств и гипса. На кровати среди смятых простыней корчилась крупная фигура. Хоть Уинтерборн и был в ночной рубашке и одну ногу от колена закрывал гипс, Хелен все же заметила, что кожа у него смуглая, а конечности волосатые. Черные, как обсидиан, волосы на голове немного вились. Силясь сорвать с глаз повязку, он оскалился, стиснув челюсти, и стало видно белые зубы. Хелен замялась: пусть и немощный, Уинтерборн казался диким зверем, – но когда увидела, как он шарит трясущимися руками по лицу, ее переполнило сочувствие.
– Нет, не надо. – Она поспешила к нему и положила руку на лоб, оказавшийся сухим и горячим, как кухонная плита. – Успокойтесь.
Уинтерборн хотел было оттолкнуть ее, но от прикосновения ее прохладных пальцев почувствовал умиротворение, впал в полузабытье. От жара губы его пересохли и потрескались в уголках. Хелен прижала его голову к своему плечу, чтобы было удобнее, поправила повязку на глазах и убрала выбившиеся концы.
– Не трогайте повязку до тех пор, пока не заживут глаза. – Он не двигался, и она не знала, слышит ли ее, но все же спросила: – Не хотите ли воды?
– Не могу, – еле слышно простонал раненый.
Хелен перевела взгляд на экономку, которая осталась возле двери.
– Миссис Черч, откройте, пожалуйста, окно.
– Доктор Уикс велел, чтобы в комнате было тепло.
– У него жар, – повысила голос Хелен, – а здесь нечем дышать.
Миссис Черч, недовольно что-то проворчав, все же подчинилась, и в комнату ворвался чистый холодный воздух, прогоняя запахи болезни.
Уинтерборн вдохнул полной грудью: Хелен почувствовала это по движению его грудной клетки, – с облегчением выдохнул, и яростное напряжение стало его покидать. Он доверчиво, словно усталый ребенок, положил голову на ее плечо. Помня, что он не одет, Хелен не смела опускать взгляд. Дотянувшись до чашки с водой, стоявшей на тумбочке возле кровати, она опять предложила:
– Попробуйте выпить хотя бы немного: вам сразу станет легче.
Почувствовав, что к его губам прижимают чашку, попытался протестовать, но все же не оттолкнул.
Хелен поняла, что на большее он пока не способен, отставила чашку в сторону и мягко сказала:
– Ну вот, так-то лучше.
Экономка, ни слова не говоря, подошла и принялась расправлять постельное белье, а Хелен все так же поддерживала раненого. Ей было понятно, что так вести себя перед мужчиной неприлично и Кэтлин, несомненно пришла бы в ужас, но Хелен всю жизнь провела вдали от общества и хотя старалась, когда это было возможно, следовать правилам, все же могла их и отбросить, если необходимо. Кроме того, Уинтерборн сейчас был очень слаб и страдал, и Хелен воспринимала его почти как ребенка, нуждающегося в помощи.
Когда она попыталась опустить его на подушки, он что-то промычал и стал сопротивляться, схватив ее за руку. Хелен с удивлением почувствовала, как он силен: мог бы с легкостью сломать ей кости, если бы захотел, – несмотря на раны.
– Мне нужно кое-что принести, но я скоро вернусь, – пообещала она мягко, высвобождаясь.
Уинтерборн позволил ей опустить его на подушки, но рука его все еще удерживала ее запястье. Хелен в замешательстве посмотрела на свою руку, такую хрупкую в загорелой крупной ладони, и перевела взгляд на его лицо. Хоть глаза и лоб были скрыты повязкой, но даже по тому, что было видно, угадывались угловатые черты, высокие скулы, выразительный сильный подбородок. Вокруг рта не было ни единой морщины, и нигде даже намека на мягкость.
– Я вернусь через полчаса, обещаю, – повторила Хелен, но поскольку он ослабил хватку, легонько погладила его пальцы, побуждая их разжаться.
Прежде чем заговорить, Уинтерборн попытался облизнуть губы, потом хрипло спросил:
– Кто вы?
– Леди Хелен.
– Сколько сейчас времени?
Хелен вопросительно посмотрела на миссис Черч, и экономка, взглянув на часы на каминной полке, доложила:
– Четыре пополудни.
Хелен поняла, что он собирается засекать время.
– К половине пятого я вернусь. – Помолчав, она мягко добавила: – Уверяю вас.
Уинтерборн медленно разжал пальцы, отпуская ее.
Глава 21
Первым, что Риз осознал после случившегося, был чей-то голос: вероятно, доктора. Кто-то спрашивал, есть ли у него родственники, кому можно сообщить. Он покачал головой. Его отец умер, а старуха мать, суровая дама, жила в Лондоне и была последним человеком на свете, кого бы он хотел видеть. Даже если бы он обратился к ней за поддержкой, она вряд ли смогла и захотела ее оказать.
Риз никогда в жизни не был серьезно ранен или болен: даже мальчишкой отличался физической силой и бесстрашием. Родители-валлийцы даже за малейший проступок или непослушание били его палкой, но он сносил самые суровые наказания, не пикнув. Его отец держал бакалейную лавку, жили они на торговой улице, и Ризу не нужно было учиться мастерству покупать и продавать: он впитал это естественно, как воздух.
После того как начал торговать самостоятельно, он никогда не допускал, чтобы какие бы то ни было личные отношения отвлекали от дел. У него, конечно, были женщины, но только такие, что соглашались на отношения на его условиях: чисто плотские, без сантиментов и обязательств. И вот теперь, когда Риз лежал в чьей-то душной спальне и его терзала боль, ему пришло в голову, что, возможно, не очень-то и хорошо быть слишком уж независимым. Должен быть кто-то, за кем он мог бы послать, кто позаботился бы о нем в нынешней ситуации.
