Взгляд его темных глаз с черными ресницами упал на Хелен, и она почувствовала волнение. Стараясь сохранять хладнокровие, она одарила его нейтральной улыбкой, жалея, что ей не хватает уверенности, чтобы сказать что-нибудь приятное или игривое. К ее досаде, Пандора и Кассандра – на два года младше ее – держались с Уинтерборном куда свободнее: развлекали его всякими глупостями – например, интересовались, не спрятан ли в его трости клинок (к сожалению, нет), или красочно описывали мумии собак, которые видели в Египетской галерее.
Вся компания проследовала в столовую, и здесь возникло небольшое замешательство – оказалось, что близняшки подписали карточки рассадки гостей иероглифами.
– Мы думали, что каждому будет интересно угадать, какая карточка его, – сообщила Пандора.
– К счастью, я во главе стола, – с облегчением проговорил Девон.
– Это моя, – сказал Уинтерборн, показывая на одну карточку. – И, полагаю, место леди Хелен рядом со мной.
– Откуда вы знаете? – удивилась Кассандра. – Вы что, знаете иероглифы?
– Я подсчитал количество букв. – Риз взял одну карточку и внимательно рассмотрел. – Ловко нарисовано, особенно маленькая птичка.
– Вы можете сказать, что это за птица? – с надеждой спросила Пандора.
– Пингвин? – предположил Риз.
– Вот видишь! – торжествующе воскликнула Кассандра, обращаясь к сестре. – Я же говорила, что она похожа на пингвина.
– Это перепелка, – со вздохом призналась Пандора Уинтерборну. – На древнеегипетском мой почерк не лучше, чем на английском.
Все расселись, и лакеи начали подавать еду. Хелен повернулась к Уинтерборну, пытаясь преодолеть свою застенчивость, и заметила:
– Как ваши дела, мистер Уинтерборн? Я вижу, шину сняли. Надеюсь, все в порядке?
– Да, неплохо, спасибо, – кивнул Риз, насторожившись, и от волнения несколько раз расправил салфетку на коленях.
– У меня не хватает слов, чтобы выразить вам благодарность за музыкальную шкатулку. Никогда не получала такого прекрасного подарка.
– Я рад, что вам понравилось.
– Да, и всем нам.
Когда Хелен посмотрела ему в глаза, ей вдруг пришло в голову, что когда-нибудь этот мужчина будет иметь право ее целовать, обнимать… Они будут заниматься теми загадочными вещами, о которых она знала понаслышке. С ужасом осознав, что от таких мыслей лицо ее заливает ужасный, всепроникающий румянец, она попыталась отвлечься, вперив взгляд в воротничок его рубашки, потом опустила его чуть ниже и с удивлением обнаружила идеально ровную линию шва, явно проложенного вручную.
– Я вижу влияние мистера Квинси, – услышала она собственный голос.
– Вы имеете в виду рубашку? Да, с тех пор как он занял место камердинера, содержимое моих гардеробов, комода и сундуков подверглось жесткой цензуре. Он сообщил, что для одежды нужна отдельная комната.
– Как он поживает? Уже привык к Лондону?
– Ему на это понадобился всего один день.
Уинтерборн с удовольствием рассказал, что камердинер наслаждается своей новой жизнью, в универмаге освоился лучше, чем сотрудники, проработавшие там несколько лет. Квинси завел много новых друзей, и только личный секретарь Уинтерборна впал в немилость. Однако Риз подозревал, что они оба втайне наслаждаются своими перебранками.
Хелен внимательно слушала, радуясь, что избавлена от необходимости говорить. Она могла бы завести разговор о книгах или музыке, но боялась, что это может привести к конфликту мнений. Еще ей хотелось расспросить Уинтерборна о его прошлом, но, возможно, это не самая безболезненная тема, если учесть его валлийское происхождение, так что безопаснее молчать.
Когда ее сдержанные комментарии больше не могли поддерживать разговор, Уинтерборн переключился на Уэстона, а Хелен ковыряла вилкой еду и переживала, что он сочтет ее скучной.
В конце концов, когда стали уносить тарелки, Уинтерборн опять повернулся к ней и попросил:
– Не сыграете ли после обеда на фортепьяно?
– Я бы с радостью, но, боюсь, здесь его нет.
– В этом доме нет фортепьяно?
В его глазах появился расчетливый блеск, и Хелен поспешила сказать:
– Только, ради бога, не надо его мне покупать!
Он рассмеялся над ее порывистостью, и на фоне бронзовой кожи сверкнули белые зубы. Это было так привлекательно, что Хелен почувствовала тепло внизу живота.
– В моем магазине стоит не меньше дюжины инструментов, а некоторые совершенно новые. Я могу завтра прислать сюда пианино или рояль. Вам что больше нравится?
– Вы слишком щедры, – заметила Хелен. – Самый большой подарок для меня – ваше общество.
Он поймал и удержал ее взгляд.
– Означает ли это, что вы согласны позволить мне за вами ухаживать?
Хелен робко кивнула. Он наклонился к ней чуть ближе, всего на несколько дюймов, но у нее возникло ощущение, что рядом никого нет, только он.
– В таком случае мое общество вам обеспечено. Я все равно буду дарить вам подарки, поэтому лучше скажите, что вы хотели бы получить.
Хелен покраснела.
– Право, мистер Уинтерборн, нет нужды…
– Как все же насчет фортепьяно?
– Цветы, – быстро проговорила Хелен, – возможно, коробку конфет или бумажный веер… Что-нибудь не столь монументальное. Небольшие знаки внимания.
Он улыбнулся.
– К сожалению, я к такому не привык.
После обеда джентльмены остались за столом выкурить по сигаре, а дамы отправились пить чай.
– Хелен, – заявила Пандора, едва они вошли в гостиную, – что с тобой сегодня? Ты была за столом ужасно молчаливой.
Кэтлин бросила на девушку укоризненный взгляд, но Кассандра тут же ринулась на защиту сестры:
– Но это правда: Хелен молчала как рыба.
– Я не была уверена, что можно ему говорить, а что – нет, – призналась Хелен, – и боялась ляпнуть что-нибудь не то.
– Ты держалась правильно, – заметила Кэтлин. – Не следует с малознакомым человеком трещать как сорока.
– Ерунда, если тебе нет до него дела, – возразила Пандора.
– Или что он о тебе подумает, – добавила Кассандра.
Кэтлин украдкой бросила на Хелен полный деланого отчаяния взгляд и прошептала:
– Они никогда не будут готовы к сезону.
Хелен с трудом сдержала усмешку.
В конце вечера, когда Уинтерборн в прихожей надевал шляпу и перчатки, Хелен, поддавшись минутному порыву, взяла со столика в гостиной горшок с орхидеей и преподнесла ему, застенчиво пояснив:
– Я очень хочу, чтобы вы ее взяли. Это орхидея «Голубая Ванда».
