Каким-то образом этот цветок привёл меня в чувство. Нужно разобраться куда и каким образом я попала. А стоя на месте этого не сделаешь. Вот только куда именно мне идти?
Решение пришло быстро: я пересекла площадь и приблизилась к дому со знаком, выплывшим пару минут назад на моё запястье. Этот путь казался не хуже и не лучше других.
Так, теперь куда?
Решив руководствоваться тем же безумным принципом, подняла рукав, чтоб посмотреть рядом стоящие символы, но меня снова ожидала смена конфигурации.
К тому, что мои чернила бесконтрольно бегают по всему телу кроме, разве что, лица, я давно привыкла. Но никогда они не бегали так резво.
Когда чернила замерли, выставив новый одинокий символ мне на запястье, я пожала плечами и, отыскав такую же вывеску, двинулась в ту сторону.
В доказательство того, что поступаю правильно, на запястье снова выплыл новый символ.
С таким «компасом» на руке я прошагала, наверное, пол города, так и не найдя никаких ответов. Все надписи, на которые я натыкалась, состояли из одного из символов с моей кожи.
Я не знала, сколько прошло времени. Внутренние ощущения говорили что вечность, потихоньку клонящийся к закату диск дневного светила - что скоро вечер.
Тяжело вздохнула и поняла, что жутко устала. Нет, больше я никуда не пойду. Больше не последую за своей кожей, куда бы она меня не вела. Всё, хватит. Я выдохлась.
День выдался слишком трудным, слишком насыщенным, слишком безумным. Всё слишком.
Я как раз дошла до какого-то парка и тяжело опустилась на ярко-зелёную лужайку. Следом за этим поставила локти на согнутые колени и опустила резко потяжелевшую голову на руки.
Никаких других символов любого из известных мне языков за весь день я не встретила.
А языка с моей кожи не было на Земле.
Волей-неволей приходилось признать, что я каким-то образом попала... в другой мир.
Сколько я себя помнила, эти символы бегали по моей коже. Чернильно-чёрные, вёрткие словно мушки и всегда непонятные. Они собирались в строки, спирали, в неведомые мне последовательности.
Отец учил меня скрывать их.
Мы много переезжали, я не ходила по врачам и лечилась дома, не могла ни с кем общаться - ведь каждый раз так или иначе заходила речь о моей коже, испещрённой чернилами. И что я могла сказать? Что понятия не имею, что это? Не знаю ни значения этих надписей, ни того, почему и как они появились на моём младенческом ещё теле?
В детстве, обучаясь на дому, я каждый раз получала выговор за то, что изрисовала своё тело ручкой. Получал такие выговоры и отец, вместе с просьбами помыть, наконец, свою дочь. Отец не обращал на это внимания, а я, веря учителям, скребла кожу до крови, но символы стереть так и не смогла.
И всё же, ни смотря на мою «хромающую дисциплину», я была отличной ученицей, и учителя, тяжело вздыхая и качая головой, никуда больше не сообщали о моих странностях.
На улице я появлялась только замотанная в ткань с головы до пят. Длинные рукава, джинсы, перчатки и шарф даже в самую сильную жару - стоит ли упоминать, что меня по праву считали чудаковатой?
Когда мне исполнилось шестнадцать, я влилась в компанию панков. Я выкрасила половину своих чёрных, длинных волос в фиолетовый, гуляла с бунтарями и хулиганами, одевалась в потрёпанные, модно-рваные вещи.
Впрочем, не сказала бы чтоб мне это не нравилось и служило лишь прикрытием.
Благодаря той компании я наконец перестала скрывать руки и шею, стала открыто, даже демонстративно, носить свои символы и звала их татуировками. Тогда я наконец стала дышать свободно, не боясь, что меня упекут в больницу, исследовательский центр, зоопарк в конце-концов.
Люди всегда глазели на меня, но я стала лишь бунтаркой-панком, татуированной фиолетоволосой чудачкой, не более. И меня это устраивало.
Теперь же... Я попала в мир, где эти символы что-то значат. Но я не знаю что. И я не знаю как защитить себя от участи экспериментального объекта, чудика, которого следует изучить, желательно препарировав при этом.
От тяжёлых мыслей меня отвлёк детский смех, прозвеневший прямо над ухом. Девчонка лет семи пронеслась мимо мрачной чудачки, сидящей на газоне, и бросилась на шею отцу. Тот радостно закружил её под ставший ещё звонче смех. Поставив на ноги, он достал спрятанный за спиной подарок - яркого воздушного змея.
Как заворожённая, я смотрела на них во все глаза. На то, как они вместе разматывают верёвку с катушки; как в детском нетерпении девочка постукивала ножкой в ожидании ветра; как они вдвоём подбрасывали змея, а тот падал наземь, не успев взлететь; и как наконец появился достаточно сильный порыв ветра и змей взмыл вверх, быстро-быстро разматывая верёвку и взлетая всё выше и выше. На то, какими счастливыми и сияющими выглядели они оба.
Тот факт, что я всё знала и была ко всему готова, что утром даже не представляла, увижу ли отца ещё раз, не означало, что всё далось мне безболезненно. Самая сильная связь, связь родителя и ребёнка, с громким треском разорвалась сегодня безвозвратно.
Мне не хватало его. Очень.
- Манэрра, с вами всё в порядке?
Засмотревшись на дочь с отцом, лишь краем глаза заметила что рядом со мной кто-то опустился на траву, но не придала этому значения. После этих слов пришлось обратить внимание на говорившего.
Рядом со мной прямо на траве сидел пожилой мужчина в элегантном светлом костюме.
Так по-наплевательски относилась к своей одежде только я. Удивительно.
- Да, конечно, всё хорошо, - соврала ему.
Ещё днём я отметила, что, хоть символы и не понимаю, зато разговоры прохожих звучали на моём языке.
- Мне так не кажется, - покачал головой собеседник и указал на мои руки, покрытые чернилами.
- Что?
- Ваши символы. Они открыты постороннему взору, неподконтрольны вам. Что с вами произошло?
В глазах мужчины читалось волнение и желание помочь. Я же в ответ нахмурилась.
Что значит «неподконтрольны»? Они всю жизнь такие. Разве их можно контролировать? Впрочем, от этого мира можно ожидать что угодно.
Главное теперь провернуть всё правильно, извернуться в словах и узнать всё нужное мне, не подвергая себя опасности. Конечно, может тут и между мирами ходить - нормально, но что если нет?
- Я... Я не знаю, как их контролировать, - предельно честно ответила мужчине. Затем, покривив душой, добавила банальную ложь: - Я потеряла память.
На лице моего собеседника отразилось сомнение. Да знаю я, что отговорка глупая! Ничего больше в голову не пришло, а затягивать паузу ещё больше было бы решением ещё глупее.
- Ла-адно, - протянул мужчина. - Ладно. Я могу вам помочь, если позволите.
- Что нужно сделать?
