Женщина польщено улыбнулась, сама расцветая как цветок из этого сада.
- Моя гордость, - проговорила она.
В этот момент она снова открылась мне с другой стороны. Похоже, она была настоящей хранительницей очага, хозяйкой дома, заботящейся не только о благосостоянии, но ещё и об уюте, комфорте и душевном равновесии домочадцев. Это открытие заставило меня проникнуться ещё большей симпатией к предполагаемой бабушке.
Мы решили устроиться в затенённой беседке.
Разговор тёк легко и плавно. Даниэла щедро делилась со мной воспоминаниями о детстве сына. Я же решила дать себе небольшую передышку и просто слушать, не анализируя и не сравнивая с тем Мартином, которого я знала.
В конце-концов, даже самые странные и нелогичные детские поступки могли принадлежать человеку, выросшему в серьёзного и вдумчивого взрослого. По этим фрагментам я никак не смогла бы определить говорим ли мы об одном и том же человеке. Тем более что отец практически никогда не упоминал о своём детстве.
Зато это никак не мешало мне смеяться с детских казусов и переживать в напряжённых моментах приключений. Даниэла была прекрасной рассказчицей, наверняка натренированной рассказами сказок на ночь.
Я бы очень хотела, чтоб она рассказывала их и мне в детстве перед сном...
Лимонад закончился, и я отправилась за новым, глубоко вдыхая чистый воздух цветущего сада. На душе было приятно и спокойно, впервые за очень долгое время.
Дорогу помнила преотлично. Но на обратном пути, услышав приглушённые голоса, во мне проснулось неуместное любопытство. Дверь кабинета Людвига была приоткрыта, и я, договорившись с совестью, заглянула туда.
В зоне обозрения, повёрнутая к двери спиной, стояла женщина в платье с полностью открытой спиной. Загорелая кожа контрастировала со светлой тканью платья. Кивнув и что-то тихо проговорив, она замерла. Через пару мгновений по чистой коже зазмеились чернила. Совсем как у меня до недавнего времени.
Женщина стала поворачиваться и я, стыдясь быть замеченной за таким занятием как подглядывание, быстрее юркнула в ближайшую комнату. Ею оказалась гостиная.
Но не успела я и осмыслить происходившее, как обнаружила то, что шокировало меня ещё больше.
Кувшин выскользнул из моих рук.
В полёте я его всё же поймала, но половина содержимого была теперь не на своём положенном месте, а на моей одежде. Впрочем, в тот момент мне не было до этого дела.
В гостиной был большой камин, а на полке над ним были выставлены портреты семьи. На одном из портретов был Мартин. Мой отец.
«Однажды на набережной я столкнулся с весьма талантливым художником. Пара часов статичного мучения стоили того, не считаешь?» - говорил мне отец так давно, в другом мире.
У нас дома была эта же картина. Видимо, рисовалось несколько копий сразу. Одну отец оставил в доме родителей, а вторую забрал с собой. На Землю.
Также там были общие семейные портреты, но их я не стала разглядывать столь пристально.
- Мариса? Что случилось? - вопросила Даниэла, когда я явилась перед ней.
Мокрая, ошарашенная, с дикими глазами.
И полупустым кувшином лимонада.
- Всё в порядке, бабушка.
Её глаза удивлённо округлились при таком обращении к ней. Ну да, я ведь вовсю пыталась отрицать наше родство!
- Я просто по дороге заглянула в гостиную, поглядела на картины и вспомнила одну из них. Она была у нас с отцом дома. Так что да, ваш кровавый камень всё же не ошибается.
Закончила свою речь громким вздохом, не понимая, радуюсь ли этому открытию или нет.
Было просто стойкое ощущение что я сошла с ума. Смерть отца, другой мир, оказавшийся моей родиной, внезапно обнаруженная семья... Разве это не слишком много для двух дней?
Когда Людвиг освободился и пришёл к нам в сад, я уже успела утихомирить свои растрёпанные чувства, а Даниэла - переодеть меня в сухую одежду и принести вместо ополовиненного кувшина лимонада успокаивающий ромашковый чай.
- Вот вы где! - приветствовал нас он.
- А у нас для тебя новости! - улыбнулась ему Даниэла. Бабушка. - Мариса наконец нас признала!
Дедушка перевёл взгляд с жены на меня; я кивнула.
- Я увидела портреты в гостиной, - снова объяснила свою перемену настроя.
- Теперь я могу тебя обнять... внучка? - спросил Людвиг.
Показалось, будто на миг в его глазах блеснули слёзы. Вместо ответа я сама подошла к мужчине и крепко его обняла. Через мгновение к нам присоединилась Даниэла, обняв нас обоих.
Им, конечно, не легче, чем мне. Все мы потеряли дорогого для себя человека и неожиданно обрели друг друга.
Теперь мы семья. И вместе справимся со всем.
Ещё позже к нам заглянул Ольрих. Как целитель - поинтересоваться моим здоровьем и как друг семьи - спросить как мы все держимся.
Вечер прошёл довольно непринуждённо и даже познавательно для меня.
Оказалось, что Эллизиумом звался весь дворцовый ансамбль, включавший в себя и памятный для меня архив, и учебное заведение, в котором когда-то учились мужчины. Дедушка потом стал преподавать, но несколько лет назад ушёл - нагрузка стала слишком большой.
- Я всё же не молодею, - улыбнулся он.
Но науку не покинул, продолжая исследования в вольном темпе и докладывая о результатах в научное сообщество.
В этих кругах приставка у его имени была «э'рин» - это высший научный статус, что-то вроде нашего доктора наук. Припомнила, что точно так же дедушка вчера назвал и своего друга.
Ещё узнала, что, если не знаешь статуса учёного, его вполне можно назвать и обобщённовежливым «манэйр» или «манэрра». Также у этих обращений не было деления на знать и простолюдинов, замужних/женатых и холостых. Только по полу. Всё легко и просто.
На ум пришло одно воспоминание, и я не упустила шанса поинтересоваться:
- Почему вы вчера так переглядывались, когда я сказала, что не могу прочесть символы?
- А тебе кажется, что ты должна уметь читать? - вместо ответа спросил Ольрих.
Все выжидающе посмотрели на меня.
Понимая, что меня снова загоняют в неизвестную мне словесную ловушку, всё же кивнула.
И читать должна уметь, и писать. Это же базовые жизненные умения, разве нет?
Оказалось что совсем нет.
- Видишь ли, Мариса, - начал дедушка, явно включая лекторский режим, - то, что ты не узнаёшь символы, действительно странно. Но тот факт, что тебе кажется, будто ты должна уметь читать - куда интереснее. Видимо, до потери памяти, ты обучалась как книгочей. Как я. И как твой отец.
Вот таким образом я и узнала какую науку изучает дедушка.
