Цельность на какое-то время сделала Нину почти счастливой. И даже тот факт, что Гаррет Колберт работал в «Инициативе», а не в «Монолите», довольно быстро уместился у Нины в голове: Гаррет Колберт был господином. Он нуждался в свободе. Он, Нина, был рабыней. Ей подходил порядок, который обещал «Монолит».
Когда Нина поняла, что у неё есть возможность увидеть своего господина живьём, её объял иррациональный страх. Однако Нина привыкла смотреть страху в глаза и не собиралась отступать. Она хотела знать, что скажет о ней её господин. Как отнесётся к тому, что Нина делала всё это время, пока была от него отделена. И в глубине души Нина была уверена, что Гаррет Колберт похвалит её. Она очень надеялась, что это будет именно так. И вот теперь Гаррет Колберт дал понять, что презирает всё то, что Нина считала правильным. Что сами её поступки воспринимает как глупую игру.
Нина не открывалась до конца никому с тех пор, как осознала, что оказалась в чужом, враждебном мире, где никто не способен был понять сути служения, которому её обучили. Но Гаррету она хотела открыться. Чтобы тот видел её целиком. Чтобы мог судить, имея всю информацию на руках.
И нет, Нина не считала, что была не права, когда не рассказала Гаррету всё. Нина служила «Монолиту» – и Гаррет, такой же военный как и она сама, должен был это понять.
Нина осознавала, что причинила Гаррету боль тем, что не сумела разрешить конфликт с Кэри. Тем, что вторглась между ними и помешала. Такое поведение было непозволительно для рабыни, но в то же время она понимала, что Кэри – предательница. Агент Донован нарушила законы множества миров, предала двух своих господ. И хотя не Нине было судить о том, должна ли Кэри жить или умереть, агент Донован определённо входила в число тех, кого «можно было убить, если таков будет приказ». Если бы только Гаррет не считал, что это единственный человек, который когда-либо что-то значил для него.
Где-то в этом месте Нина снова, как тогда в интернате, впадала в когнитивный диссонанс. Она не понимала. Не понимала, как могут все обстоятельства указывать на то, что жизнь Кэри не следовало сохранять, и как в то же время Гаррет мог так ненавидеть её, Нину, из-за случившегося. Интуитивно Нина чувствовала вину, потому что, какими бы ни были мотивы Гаррета, он – её господин, её кумир, а теперь и её возлюбленный – не мог быть не прав. Но, если бы даже Нина признала правоту Гаррета, она ничего не могла сделать, чтобы изменить сложившуюся ситуацию.
У неё снова начинало ломить виски.
Нина потянулась к мини-бару, где стоял коньяк, и тут же себя остановила. Может, крепкий алкоголь и смягчил бы головную боль, но точно не принёс бы пользы сейчас.
Она опустила взгляд на ошейник, который держала в руках с тех самых пор, как вошла в номер. Пальцы крепко сжимали мягкую кожу. Такую, какую она хотела бы выбрать сама.
«Может, она должна была быть жёстче» – подумала она. Мгновенно перед глазами пронеслись все поступки, которые не простил бы ей, наверное, ни один господин. Своеволие, ненужная инициатива, напористость, а порой почти грубость.
Нина стиснула зубы и отругала саму себя – но не за эти проступки, а за эти мысли.
Гаррет ясно дал понять, что ему вообще не нужна рабыня. Ни хорошая, ни плохая.
Нина расцепила пальцы и заставила себя положить ошейник на комод. Развернулась и направилась в ванную.
Остановившись перед раковиной, она открыла воду и долго смывала краску с лица. Снова, как тогда в интернате, она чувствовала себя наивной идиоткой, которая не понимала, по каким правилам идёт игра. И Нина больше не хотела гадать.
Ей нужна была ясность – какой бы она ни была. Если настоящий Гаррет не мог дать ей эту ясность, то у Нины оставался тот, другой, которого она придумала сама.
Закончив умываться, Нина бережно огладила клеймо на руке, едва начавшее подживать. Теперь она не знала, может ли оставить его себе или нет, хотя с самого начала этого хотела.
В это мгновение в номере зазвонил телефон, и Нина, так до конца и не справившись с собой, вышла из ванной и взяла лежавший на столе планшет в руки.
– Да, – сказала она.
На экране высветилось лицо Джонсона.
– Есть важные данные относительно планов «Ордена Вечных Звёзд». Мне нужно, чтобы вы с Колбертом немедленно приехали в офис. Он не отвечает на звонки.
На мгновение Нина стиснула зубы.
– Я сейчас приеду. Ему информацию передам потом.
Нина повесила трубку и принялась одеваться. Ей потребовалось не более пяти минут, и ещё двадцать заняла дорога на такси.
– «Орден» искал союзников среди неприсоединившихся миров, – сказал Джонсон, едва Нина, одетая в безупречный по своей элегантности серый костюм, опустилась за стол. – Очевидно, что не многие готовы разделить их радикальные подходы. Однако такие всё же есть. Некоторое время назад Кэри Донован была задействована в операции по поискам агентуры в правительстве Аэрении. Нам тоже необходимо выйти с ними на контакт и определить, насколько далеко ушли корни заговора и кто может быть в него вовлечён.
– У нас есть там агенты? – спросила Нина, не выдавая того, как застучало сердце в груди.
– Да. Ваша задача в данном случае – просто выйти на связь и передать информацию. Всё остальное будет делать кто-то другой.
Нина кивнула.
– Очевидно, ваш тандем оказался удачным, и легенду, которую вы использовали на Тарекаре, имеет смысл использовать ещё раз, – продолжил Джонсон. – Поэтому мне нужно, чтобы ты проинформировала Колберта в кратчайшие сроки. Желательно, чтобы вы сегодня же перешли через Врата.
Нина снова кивнула. Она понятия не имела, как выполнить этот приказ. Ни тогда, в кабинете, ни спустя ещё час, когда стояла у двери Гаррета и держала руку перед собой, раздумывая, постучать или нет.
Нина закрыла глаза и покачала головой.
«Нет», – ответила она самой себе. И, проклиная себя за слабость, признала: «Я не вынесу, если он прогонит меня в третий раз».
Развернувшись, Нина направилась к лифту. Поднялась в свой номер и стала собирать чемодан. Вещей она взяла немного – в основном, оборудование, и то лишь такое, которое не навело бы подозрений на рабыню.
Ещё раз огладила клеймо на руке и улыбнулась. На Аэрении только рабыня с клеймом могла свободно ходить по улице без господина.
Потом подошла к зеркалу. На ней была майка – не та, которую они купили на Тарекаре, а простая светлая, в которой она занималась в спортзале. Светлые джинсы. Английский костюм плохо подходил к Аэренианскому дресс-коду для рабов.
Было кое-что ещё, что она попросту обязана надеть.
Нина взяла с комода ошейник и приложила к горлу. Мгновенно гамма противоречивых чувств захлестнула её. Обида, потерянность, одиночество – и в то же время спокойствие. Ничто не могло быть ошибкой, пока этот ошейник на ней. И Нина хотела надеть именно этот, а не какой-то другой.
