Вопрос Ману о том, зачем профессор взялся за это дело, недолго оставался без ответа:
— Когда-то я зачитывался произведениями классика, который проповедовал непротивление злу насилием. Для классика литературы, наверное, непротивление злу — достойно и правильно… Но с моей простецкой точки зрения обывателя это… — Антон состроил забавную рожицу, — как говорят мои студенты, полный трэш и отстой. Насилия, надеюсь, не случится — но со злом попробуем справиться по мере сил.
ГЛАВА 7.
Надежда и одежда
В седьмом часу вечера профессорский «Йети» уже выехал на трассу, соединяющую Ханты-Мансийск с Сургутом. Впереди было расстояние в примерные триста километров пути. Будь дорога идеально прямой — ее протяженность составила бы двести тридцать шесть — двести тридцать семь километров, а будь сейчас светлое время суток, Ману могла бы полюбоваться пейзажем осени, чутко прислушивающейся к тяжелой поступи зимы. Многие считают северную природу однообразной и безликой, однако, это не так. Кажущиеся бесконечными болота перемежаются с хвойными лесами и березовыми рощами, дробятся на островки реками, речушками, ручьями, рассекающими эти болота, как неравномерные куски пирога.
А «пироги» хороши и красивы своей неброской, обманчивой красотой — по весне они начинают зеленеть, к лету затем покрываются кустарничками обильно цветущего багульника, крохотными, будто фарфоровыми, колокольчиками подбела, шелковыми мохнатыми кисточками пушицы. Потом постепенно начинается ягодный пир, от ранней морошки до поздней клюквы. Осенью болота готовятся к зиме, приобретая бурый оттенок. Березы и осины спешно прощаются со своим золотым и багровым королевским одеянием, и только хвойные деревья, не расстающиеся с зелеными шубами, горделиво поглядывают на облысевших лиственных товарок, а лиственницу, с ее редеющей кроной, даже и не думают принимать за родню.
Уровень воды в многочисленных речушках, протоках и озерах падает максимально, обнажая все то, что торопливо прятали водоемы в весенне-летнюю пору: песчаные и глинистые свалы берегов, водные растения, корни тальника и страшные, похожие на искореженные артритом руки гигантских монстров, — выворотни. И, увы, во многих местах показывается и притопленный мусор, который оставлен руками человека. Старые автомобильные покрышки, пустые канистры из-под горючих материалов, пластиковые бутылки и консервные банки. Мол, природа умная, она все переварит и переработает, из каки конфетку сделает и обратит в плодородный слой… Дикое заблуждение слабых разумом…
Но сейчас, под редким снего-дождем, в темноте подступающей последней октябрьской ночи, не было видно ничего — ни красоты пейзажа, ни бесславия человека, уродующего землю, на которой живет. Только огни встречных и обгоняемых машин. Изредка свет фар выхватывал, как будто из небытия, странные, жуткие, чарующие картины: мокрый и гладкий остов давно обгоревшего дерева на обочине трассы или хлопья мокрого снега, серебром облепившие на дороге тень несуществующего чудовища.
Антон не был в Сургуте с того момента, как пришлось стать консультантом у куратора ОМВО Нефедова, которому досталось необычное дело должницы, врача-косметолога. На девушку буквально рухнул старый семейный долг — после того, как она распечатала посылочку из прошлого, какой-то конверт из семейного фотоальбома. Практически так же легко и второпях, как подняла монету девочка Аллочка. Сотрудники «Жизненного долга» называли это комплаентностью — вовсе не в плане приверженности пациента к лечению согласно определению врачей, нет! На языке ОМВО термин означал ту цепочку событий, которая вела каждого конкретного индивида туда, где он должен быть. Как в сказочных алгоритмах, где есть определенные штампы добра и зла — от повреждающего воздействия в виде укола пальца прялкой, до пробуждающего от летаргического сна поцелуя.
Настя Морозова всего лишь вскрыла старый запечатанный конверт. И понеслось… Да так, что привлеченный к процессу расследования Лозинский только успевал поворачиваться. И то, что история разрешилась благополучно, было отчасти чудом, отчасти — торжеством силы духа хрупкой красивой девушки над древним божеством, давно ушедшим в Нижний мир, в первобытную страну теней… Куратор Нефедов отработал свой долг, пожертвовав жизнью — но эту жизнь удалось спасти. Дело было закрыто, и даже Елена, руководящая филиалом «Жизненного долга», не знала подлинного его финала. В курсе был только Лозинский, а тайну он сохранил, утаив от Елены то, что пресловутая древняя тень, заселившаяся в сознание Насти Морозовой, отнюдь не обезврежена. Можно сказать, Настя обезвредила ее сама.
Нельзя договориться с Тьмой. Ее можно только победить.
Минуя перекресток с въездом в поселок Белый Яр, Антон невольно повернул голову налево и бросил мимолетный взгляд на противоположную сторону дороги, где в прошлый свой приезд видел посмертную тень менква — чудовища, хоть и мертвого давным-давно, но самого настоящего. Современный мир, далеко ушедший по пути развития цивилизации, упорно отказывается верить в существование того, что не нашло места в подлинной пирамиде живых существ — от вируса до человека. Нет ископаемых останков, нет следов ДНК — значит, и самого объекта нет, даже никогда не было! Посмертной тени менква теперь тоже не наблюдалось на прежнем месте, существо ушло туда, куда и должно было уйти, в Нижний мир, но ведь оно было не единственное.
Особым чутьем Лозинский воспринимал следы и тени тех, кто давно населял эти древние земли, полные тайн, но по каким-то причинам не смог удалиться из мира живых после гибели. Так и скитались по югорским лесам тени зооморфных созданий и воплощающихся духов, проявляя себя то во внезапно охватившем охотника или рыбака приступе страха, то в потере грибником направления в хорошо известном и любимом месте. Время их давно ушло, земной век кончился, память о них ослабела, но пока есть хоть кто-то, кто знает и помнит об их существовании — значит, им быть…
Сейчас присутствия менква или посмертных теней каких-то подобных ему созданий Антон не ощущал, но внезапно ему показалось, что длинный черный шлейф, струящийся между потоками дождя и клубами мокрого снега, скользит вдоль обочины, словно хищно примериваясь к возможности броска на синий кроссовер.
«…он движется в мир на Бледном коне,
И четверть земли у него в табуне,
А следом торжественно шествует ад,
И шахты Геенны горят…»
Прим. авт.: песня «Всадники», слова и музыка: К. Кинчев
Антон едва не вздрогнул от неожиданности, когда в салон машины на полной мощности ворвался тяжелый блюз в исполнении Константина Кинчева. Оказывается, Ману включила радио.
— Мне показалось, ты собираешься задремать. — Извиняющимся тоном произнесла она, тут же убавляя громкость звука. — По трассе гнал жестко, al diablo, Прим. авт.: как дьявол, исп. а сейчас как будто истратил весь запал. У тебя какой-то отвлеченный вид, Антонио. Выпил бы утром мой мате, до сих пор был бы бодр.
— Нормальный у меня вид. Представь себе, задумался о важном и великом. Взбодриться у меня тоже есть чем! — профессор действительно задумался, но о довольно-таки прозаичной вещи — о своем секретном мини-термосе с кофе, в который при особом способе открывания крышечки выливалась добрая порция виски. — Но этот способ обретения бодрости за рулем невозможен. Я правильно понимаю, мы едем в гостиницу?
