— Кормилец России с ямкой на дороге?
— А что такого? — пожал плечами профессор, нежно сбрасывая скорость на некотором гололеде. — Ямка — она и у кормильца ямка. Видишь ли, денюжки частенько уплывают в тот замечательный город, где пельмени с соусом песто считаются провинциально дурным тоном. В столицу-с, так сказать.
— Не можешь не ерничать?!
— Не-а. Это тебе за ночного «одинокого рейнджера».
— Вот… сиди на нем и не цепляйся к словам! — Ману спрятала смартфон в сумочку. — Куда мы едем? Почему в аэропорт?
«Не в аэропорт. — Мрачно подумал Антон вместо ответа вслух. — В аэропорт нам нужно будет утром… Если на кладбище все пройдет тихо-мирно и обойдется без … членовредительства и прочего…»
Да. Антон действительно не любил кладбища, но теперь он вез сеньору Дельгадо именно туда, на Чернореченское кладбище Сургута, что расположено в северной части города, в сторону аэропорта и большущего района дачной застройки. Центральный действующий некрополь, достаточно обширный, чтобы Лозинский своим особым чутьем мог найти то, что сейчас так интересовало.
То, что он хотел показать Ману, прежде чем… прежде чем та надумает совершить предполагаемую глупость, ради которой ввязалась в историю с монетой.
Аура скорби черным облаком расползалась далеко за пределы погоста. Лозинский чувствовал, как светлой, возносящейся ввысь иглой, ее насквозь пробивает единственный островок надежды — маленький храм Праведного Лазаря. А еще, несколько раз сосредоточенно моргнув, он почти сразу увидел то, что искал. То, что не подлежало отпеванию в храме. Рабочие часы некрополя давно истекли, въезд был закрыт, но на такой случай имелся секретный лайфхак — тут же со всех сторон дачные поселки! Кому надо, тот проедет. Профессор и проехал, украсив «Йети» свежей порцией песочно-грязевых нашлепок. Хоть не застрял — благо, подморозило.
— Зачем мы здесь?.. — нарушила молчание Ману, и Лозинский кожей ощутил, как она напряглась.
Видимо, у каждого свое чутье — у кого на события, у кого — на неприятные разговоры. Лозинский остановил машину, выключил фары, но двигатель глушить не стал (предстоит померзнуть снаружи, так потом надо вернуться в теплый салон!), набрал в грудь больше воздуху и заговорил. Спокойно, взвешивая каждое слово, убедительно — так ему казалось.
— Я мало что знаю о религиозных представлениях майя, Маняша. Собирался почитать в Интернете, да некогда. Но кое-какие понятия у меня имеются. А теперь есть и соображения. Хитрить не стану, выложу все. Недавно ты говорила о Шибальбе — это преисподняя под землей, в девять уровней, на последнем из которых, в Доме Мрака, обитают верховные божества демонического характера. Это поистине страшное место, место страха и боли. Богиня Иш-Таб покровительствует благородной смерти, самоубийству. Не зря ее изображали с веревкой на шее — она провожала тех, кто покончил с собой таким способом, в мир вечного покоя. В этом подобии рая мертвых ждала награда за перенесенные страдания… Веревка самоубийцы — как мост между мирами, между жизнью и смертью. Но это, как мне кажется, далеко не все. Я сейчас буду кидаться терминами, притормози, если заговорюсь…
В черных глазах вспыхнула ярость. Профессор подобрался, пристальным взглядом ощупывая лицо собеседницы, щелкнул кнопкой блокировки дверей и преувеличенно-спокойно продолжил:
— Как и у местных северных народов, у майя есть верования в существование у человека нескольких душ. Их принято обозначать квази-материальными понятиями: дыхание… тень…кровь…кость… Но очень мало изучена та часть представлений, что касается дополнительных параллельных сущностей. В такую сущность вполне можно перевоплотиться, следуя обрядам черной магии. Ради этого ты готова на жертву? То ли защитник, то ли тварь угрожающего характера, от которой не будет спасения никому — стоит только грамотно пустить тень в ход… При жизни — компаньон, покидающий тело в образе зверя — смутный аналог улум ис ханты и манси, только куда страшнее… а после смерти кто? Демон? Сущность может даже стать разрушительной стихией природы — такой, как молния?
Прим. авт.: подробнее о том, какую роль сыграла «улум ис» в профессиональной деятельности Лозинского как сотрудника ОМВО — в романе «Нулевой портал». Это самостоятельная история.
В салоне машины словно бы сгустился мрак. Ответ тяжелым, как камень, гладким и обтекаемым словом, сорвался с губ, подчеркнутых темно-бордовой помадой. Красивых, безупречных губ, которые минувшей ночью шептали молитву — и вряд ли первым в ней фигурировал мертвый младший брат, так и не получивший имени. Нынешней ночью, второго ноября, Ману непременно упомянет в молитве Dia de los Difuntos безвременно ушедшую мать. Но, наверное, уже после того, чья смерть до сих пор не погасила в ее душе огонь мести.
— Wayob.
Прим. авт.: этим словом юкатанские майя обозначают нагваля, человека, способного во время сна превращаться в животных (ягуар, лиса — считались ах уаай шибальба, «порождениями подземного мира»), но способного стать и призраком странного вида, «существом с крыльями из соломенных циновок».
— Хочешь стать им после той самой благородной смерти — с помощью сеньоры Торнеро, которая расплатится твоей душой с хозяином всех, кто заигрывается с тьмой? Пройти испытания в Домах уровней Шибальбы — от Дома Холода до Дома Обсидиановых ножей? Ради мести?..
Скрины статей мексиканских газет от две тысячи десятого года, присланные Еленой, кричали о крупнейшем сбое и даже крахе программы защиты свидетелей. Семья бывшего гангстера, ставшего преуспевающим бизнесменом и пошедшего на сделку с правосудием в две тысячи седьмом году — по делу одного из крупнейших наркокартелей, — оказалась в центре внимания прессы после чудовищного происшествия. Дочь того самого бывшего гангстера, которая дала во время судебного процесса решающие показания, упекшие боссов картеля за решетку, всего-навсего спускалась в лифте одного из торговых центров Мехико вместе со своим мужем и двухмесячным сыном. Уже три года она носила другое имя, а один год из них — и фамилию мужа, совершенно не подозревавшего, на ком женился он, учитель иностранных языков в одной из лучших частных школ города.
Месть картеля была ужасной. Внезапно и странно опустевший этаж торгового центра, застрявший между этажами лифт, безжалостно вскрытые снаружи двери, отсутствие обычного негласного наблюдения агентов спецслужб, молчание диспетчера и напрасные крики о помощи. Дочь бывшего гангстера оставили в живых — ей безукоризненно точно сломали спину, так, чтобы будучи парализованной, но в полном сознании и без болевого шока, она видела кровавую и невероятно жестокую расправу над самыми дорогими в этой жизни существами…
Любимыми мужем и сыном.
То, что сделали с ней потом, уже выходило за всяческие рамки простой человеческой жестокости. Трое нападавших были застрелены через полчаса, у одного из эвакуационных выходов торгового центра, как по волшебству оказавшимися там бравыми полицейскими. У мертвых не спросишь ничего, концы в воду. Расследование было, конечно, но быстро сошло на нет.
Лицо женщины с фотографии в заметке, присланной Еленой — крупным планом, — было лицом той, что сейчас сидела в машине Лозинского. Несмотря на прошедшие годы, это лицо практически не изменилось.
