— Засада. — Пробурчал профессор.
Придется повторить звоночек главе Екабэшного филиала ОМВО: когда его сотрудники в последний раз пытались выйти на потомков сестер Осокиных?.. В избу надо попасть, потому что… легкий намек на пребывание того, что не поддается обычной человеческой чувствительности, мужчина ощутил буквально кожей. Надо внутрь, надо… Но, похоже, не сегодня.
— И?.. — коротко спросила мексиканка, приподняв правую подвижную бровь, но ответить Лозинский не успел.
Раздался скрип дерева — откуда-то с противоположной стороны неширокой улицы. Оба резко обернулись. Им махала рукой пожилая женщина, одетая в длинное вязаное пальто, поверх которого был не без кокетства намотан пестрый платок. Женщина поправила одной рукой вязаный серый берет, слегка притопнула ногами в резиновых сапогах, словно собиралась напугать незваных гостей, а потом вышла из узких резных ворот, служивших входом на крытый двор. При ходьбе она опиралась на палку, но передвигалась очень шустро, как будто палка была нужна только для психологической опоры, как модный аксессуар. Таким же скрипучим, как звук отпираемых ворот, голосом, женщина обратилась к Лозинскому:
— Так… Вы кто такие будете, кого ищете?
— Здравствуйте. — Профессор был сама галантность, даром что в потертых джинсах, главное, шляпу приподнял и слегка поклонился. — Соседей ваших ищем. Дети-внуки Есении Осокиной, если есть кто живой.
— А вы кто ж им будете? — уточнила бабулька предыдущий вопрос, слегка поморщившись.
По ее кислой мине Антон быстро угадал, что соседи не в фаворе, и столь же быстро сориентировался.
— Они могут рассказать об истории села. Мы специально прилетели из ХМАО.
Судя по скошенному взгляду Ману — в сочетании с легким покашливанием, — стало ясно, что она считает Лозинского не только прохвостом и паспортным воришкой, но еще и каким-то охмурителем старушек. Впрочем, маневр удался.
— Что-о? — воздела к небу свою палку-трость пожилая женщина. — Они?! Эта… пьянь подзаборная? Что они могут знать-то?! Да и кого спрашивать, они тут, кто в уме остался, не живут вовсе!
Хватило пяти минут, чтобы залетные городские гости оказались внутри другой монументальной старинной избы — соседской. Убранство комнаты-горницы было вполне себе современным, хотя и с провинциальным колоритом, помноженным на старые следы благосостояния советских времен. Хозяйка, Мария Матвеевна, оказалась дамой хлебосольной и словоохотливой. И чаем напоила, и много чего поведала. Правда, перед этим строго потребовала Лозинского показать паспорт — кто таков, откуда?! — а уж когда узнала, что перед ней не абы кто, а профессор, рассказывала долго и много. И действительно интересно. Но постепенно Антон помог свернуть ей с пути исторического на путь соседско-сплетнический, перейдя к обсуждению семьи Осокиных. Главное содержимое рассказа, тщательно отфильтрованное от деревенских баек, досужих вымыслов и свежих придумок, он мотал на ус (в данном случае — бороду).
Первое: нехорошая семья.
— Всегда была такая. Десятой дорогой их двор обходить — и то мало будет. Дурная слава была за ними с семидесятых годов, даром что в советское время мало кто верил, но местные-то все знали, что рядом ведьма. Ворожила Есения, как и мать ее, Аксинья, болезни заговаривала, кто просил, да разве только это… Было даже дело, из-за ее приворота перед свадьбой одна девка невесту-то зарезала. Жениха увела, а там собирались свадьбу играть. Ну, отсидела, естественно. Вышла — спилась. Только Есении что, как с гуся вода…
Второе: упадок.
— Как мать умерла, Есения-то, сын ее, Павел Петрович, во все тяжкие ударился. Петровичем-то она его записала в районном ЗАГСе, замуж не выходила, с мужиком жила, Петром этим. Потом умер он. С другим потом жила, имени не знаю, и он на тот свет — не от болезни. С крыши сарая неудачно упал, шею свернул. В этой семье мужики горят, словно свечки — недаром говорят, что с ведьмой жить — на тот свет идтить… А Павел начал пить со смертью матери — да так и не остановился. Ну, разве один он? Есения ему жену нашла, по своему вкусу. Глаз черный, глазливый, сама верткая, как змеища — вроде как, цыганская кровь в ней. Такая же ведьма с виду, хоть на свекровь и не похожая. Сразу спелась с ней. Сначала гладко у них катилось, потом и та за рюмку. Не любили они друг друга, зачем детей родили…
Третье: неожиданное богатство.
— Приехал какой-то, вроде вас, из города. Три дня Павла обхаживал, жену его тоже… А потом уехал, денег им оставил — не мерено! Не знаю, сколько, а только поднялись они. Ремонт, куры с выставки, обновки. Помню, как же, пятнадцать лет назад это было… Павлушка болтал, какую-то монету старинную продал, якобы ценность семейную. Мать, мол, утверждала, что никуда из семьи она уходить не должна, внучке будет в наследство. Жена его не хотела продавать, так дракой дело кончилось. Павел, он что — да какое наследство, пусть лучше деньги будут… Ну, откуда у них ценность, не из дворян, от сохи, как и я, грешная!
Антон встрепенулся. Э, пятнадцать лет назад! Вадька Милухин — вот кто был тот, «из города». Сколько же заплатила Алла за тяжелую монету — и все-таки слухи среди бывших сокурсников были верны. Вадим кому-то проболтался, не иначе.
Четвертое: беспутные.
— Ну, добро прахом пошло, разве у таких удержится?! Жена Павла, Вероника эта, от свекрови перенимала что-то. Кому-то и гадала, и другое делала, скверное. Павла нет уже, схоронили, спиртом отравился метиловым, а жена его тут не живет. С кем, где — не знаю. Вообще. Говорят, что уехала она в психиатрическую клинику, лечиться. Что-то ей начало мерещиться по ночам. После того, как сын старший, по дурной дорожке шедший, от наркотиков умер. Дочка… та умнее оказалась, не пьет, так ведь та еще оторва! Бизнес у нее какой-то. Все торгует, все в разъездах мотается. Дома тут помогала перепродавать коммерсантам каким-то, чуть не посносили старину, чиновники какие-то вмешались, не дали. Не живет она тут, снимает что-то в Невьянске, угол ли, квартирку. Похоже, дом опять продает, теперь свой!
Пятое: возможная продажа дома и визит странной дамы.
— Сама видела. Приезжала дама недавно, неделю назад. Поди, меня старше, а гонору! На такси приехала, такие на автобусах не ездят! Откуда деньги берет, явно ж пенсии не хватит так выглядеть и дома покупать! Внучка-то Есениьна вертелась перед ней, почти что руки целовала, лебезила, чуть не кланялась. В избе они долго пробыли. Где ж там, разве через стены и улицу услышишь, что говорили…
— Так. — Резюмировал услышанное профессор. — Мария Матвеевна, вы нам очень помогли. Не будет ли у вас телефона этой… дочки-внучки? Как ее звать?
— Зинаида.
— Вот-вот, ее. Скажите ей, если можно, что мы… хотим посмотреть дом. Как потенциальные покупатели.
Кажется, перспектива появления новых соседей Марию Матвеевну обрадовала больше, чем визит пожилой дамы на такси (у которой полно гонору, и кур она явно заводить не будет).
— В село хотите, на воздух? — подмигнула бабулька. — А там и дети пойдут. Сейчас многие так делают, в городе что за экология, невозможно нормального родить, здоровенького… А жена твоя казашка, что ли?
