– Это уж тебе решать, Ижеслав Гордеич, – смиренно наклонила голову Таскув. – Моё дело тебя лечить и от заклятья спасти пытаться. Да только мне убедиться пришлось на себе, как зырянский шаман голову морочить горазд. Уж не было ли в словах его человека злого умысла?
Княжич сжал губы, посмотрев на брата. И поверить Таскув ему, видно, хотелось, и опасался. Сейчас в такие времена, что и родича проверять приходится. А Смилан, кажется, на него и внимания не обратил: всё на шаманку смотрел, словно лишь её слова были для него важны.
– Давай так сделаем, Ижеслав, – заговорил наконец Отомаш, и от звука его голоса внутри сладко замерло. – В темницу сажать, конечно, не станем, но пусть мои кмети за ним присмотрят. А там, может, успеем ещё чего узнать. Зырянин пока в наших руках.
– Думаю, так будет справедливо, – согласился тот и на Латеницу взгляд перевёл. – Ты уж прости меня, что обвинил. Но теперь никто не знает, откуда подвоха ждать.
Та лишь плечами пожала: держать зло на княжича она и не думала. Хорошо, что Таскув оказалась способна распознать, что заклятье – не её рук дело. А то могло бы совсем скверно закончиться.
Ижеслав махнул рукой, разрешая всем идти. Только вогулка осталась стоять на месте, когда остальные двинулись к двери.
– И ты иди, Таскув, – мягко проговорил княжич. – Отдохни с дороги. И я отдохну. Уж не помру, небось.
Шаманка поколебалась мгновение, но всё же вышла вместе со всеми. Во дворе мужи разбрелись в разные стороны: лишь Отомаш напоследок что-то грозно высказал Смилану, а тот молча желваками дёрнул. Уж куда хуже, когда тебе и родичи твои не доверяют. Латеница знала это по себе.
Они вместе с Таскув неспешно прошлись через двор до женского терема и распрощались по-доброму: за трапезой вечерней встретятся. Понравилась ей вогулка, такая и в подругах за радость. Жаль, как всё закончится, вернётся в свои края дальние, холодные.
Солнце ушло за западную сторону, и в светлице уже поселился прохладный сумрак. Латеница затворила дверь, радуясь, что никого из чернавок нет.
– Скучал я по тебе, любушка моя, – прокатился в тишине низкий голос.
Она обернулась, расплываясь в улыбке. Отомаш уже стоял близко-близко. Взял её лицо в ладони и прижался губами жадно, вызывая в груди стон. Уж сколько седмиц она его не видела, теперь любое прикосновение, словно великая милость богов.
– И я скучала, – выдохнула Латеница между поцелуями. – Скучала каждый день… Да только чего же ты не заступился за меня перед Ижеславом?
– Не послушал бы он меня, – с сожалением в голосе ответил Отомаш. – По совести разобраться надо было.
– А когда к отцу моему пойдёшь? Всё обещаешь только.
Отомаш взглянул серьёзно, погладил её большим пальцем по щеке.
– Видишь, что творится у нас. Напасть за напастью. Но я от слова своего не отказываюсь. Дай только срок – и станешь моей. Уж в этот раз батюшка твой не сможет мне отказать.
Латеница мягко потёрлась о его суровую от рукояти меча ладонь. Уж как, верно, жарко та ласкать умеет! Дождаться бы только, когда свободно она сможет любимому принадлежать. Не таясь ни от кого.
– Всем только в радость будет, коли я Смилановой невестой быть перестану. Другая зазноба у него, вижу, – прошептала Латеница, откидывая голову и ожидая нового поцелуя.
Отомаш усмехнулся, обняв её.
– Ты про шаманку ту? – и добавил холодно: – Всё одно им вместе не быть. Разве Гордей позволит… Чтобы невесть откуда сын вогулку притащил.
И вдруг обидно за Таскув стало. Она же любит Смилана тоже, хоть и не признаётся в том даже себе. А вот Латеница то очень ясно почуяла, когда с её духом на миг соприкоснулась.
– А ты что, разве не брат Гордею Мирославичу? Нешто он тебя не послушает! Ты бы вступился за Смилана, если всё обернётся, как задумано, – она посмотрела на воеводу снизу вверх. – Вступишься?
Отомаш погладил её по затылку, внимательно разглядывая лицо, и прильнул губами вновь. Целовал долго и нежно, так, что мысли все вылетали из головы одна за другой. Пробормотал, на миг отстранившись и переводя дух:
– Коли всё получится, как задумано, вступлюсь. А как же...
Глава 12
Ночью весь аул всколыхнулся. Забегали мужи между юрт, многих отправили по окрестностям – искать. Магсума всё же сбежала. Нагретый уж по-летнему жарким солнцем воздух дрожал от напряжения и голосов мужей, что по приказу едва не все бросились на поиски. Долго пленница держалась: почти две луны минуло. Какое же её отчаяние взяло, что она не испугалась предупреждения Сайфи-бия? Дочь не пожалела, зная, что её ждёт.
– Ты помогла? – Сайфи-бий сурово глянул на жену, а та и взор потупила.
Но тут сомнений почти и не было. Не нравилось ей, что Магсума чаще неё теперь в его постели появляется. Но он не мог себе в том отказать: неизвестно, когда оборвётся его зыбкая власть над непокорной дочерью батыра. Как не станет надобности её в плену держать – отпустить придётся. Девушка сопротивлялась поначалу, когда он заставил её провести с ним первую ночь, а потом будто канула в безразличие. Да видно, не совсем.
Не надо было давать слабину и оставлять её сегодня под надзором одной только Тансылу. Да уж больно покладисто Магсума себя вела: и дерзить перестала, и смотреть волчицей. Уж сколько лет Сайфи-бий на свете живёт, а всё равно на женскую хитрость попался. А им нужно верить всегда в последнюю очередь.
Так и не дождавшись от жены вразумительного ответа, он вышел из юрты. Оглядел тонущий в сумерках аул. Повсюду мелькали тёмные фигуры мужчин с факелами. Они они обшаривали все дома и уже снаряжали погоню за пределы селения. Далеко Магсума не убежит, как тут спрячешься, в степи? Как убежишь от быстроногих лошадей?
Не позднее, чем к утру, сыщется.
В стороне послышался женский вскрик. Потом всё стихло. Но через несколько мгновений двое воинов показались из-за ближней юрты и подошли к Сайфи-бию, таща за собой брыкающуюся Магсуму. Встрёпанная, словно ведьма, она взглядом сыпала ненависть на всех вокруг и выкручивала руки, силясь освободиться, хотя и знала наверняка, что не сможет. Увидев Сайфи-бия, замерла, точно камнем, припечатав презрением во взоре.
– Вот, поймали её. Хотела дочь свою убить и себя, верно, – коротко отчитался один из стражей. – Нож откуда-то стащила. Но отобрать успели. Поцарапалась только.
Сайфи-бий кивнул, внимательно и неспешно оглядывая пленницу. Вот нож – точно дело рук Тансылу. Похоже, и её наказать придётся, чтобы думала в другой раз, как злобствовать и соперницу под удары подставлять, потакая её сумасбродству.
– Ведите в мою юрту, – он отошёл, пропуская их.
Воины скрылись внутри. Где-то неподалёку гавкнула собака и, заскулив, смолкла. Провели мимо двух запряженных лошадей. Бросив последний взгляд на затихающий аул – все быстро прознали, что беглянка поймана – Сайфи-бий вернулся под свод жилья.
