Тогда становилось легко и спокойно. Казалось, что жив Унху и Эви не передавала Таскув ради того, чтобы быть с ним. И не случалось в жизни ничего – только плыло бесконечное древнее безмолвие звенящей тишиной.
Но песня Урнэ смолкала, и утро разбивало умиротворение на мелкие колючие осколки.
А сегодня Таскув ожидала, что наконец доберётся до сути заклятия и поймет хотя бы, где искать того, кто его наложил. Остячки, что всегда встречала поутру ласковой улыбкой и теплом, словно матушка в детстве, не оказалось в горнице. Таскув распутала пальцами волосы, позволяя себе ещё немного задержаться в постели. А то как встанешь, и завертится суета, сдобренная отрывистыми распоряжениями Дакши. Затем всё же поднялась. И едва успела накинуть поверх тонкой льняной рубахи, что из своих сундуков подарила ей Латеница, прихваченный из дома халат, как в дверь постучали.
Таскув растерялась и промолчала, а потому, выждав несколько мгновений, внутрь заглянул Смилан. И как только от надзирателей своих отвязался да в женский терем беспрепятственно проскочил? Чудеса. Ведь здесь девиц и женщин блюли строго. Да, видно, коли надо, лазейка сыщется.
Таскув нахмурилась и отвернулась, запахивая халат.
– Доброго утра, Смилан Гордеич.
Княжич усмехнулся и прошёл в горницу, притворив за собой дверь.
– Как ты нынче, пташка? – спросил участливо, приблизился, но не слишком, и остановился чуть поодаль, чтобы не смущать. – Урнэ встретил, сказала она, что ты с каждым днём всё хуже себя чувствуешь.
Таскув налила в кружку воды из глиняного кувшина и отпила. Та показалась противно теплой.
– Я справлюсь, Смилан Горд…
– Перестань меня так называть! – вдруг раздражённо прервал её княжич.
Таскув резко развернулась к нему.
– А ты пташкой прекрати меня звать!
Лоб Смилана разгладился, а губы помалу растянулись в улыбке, которую он безуспешно пытался сдержать.
– А что, разве не пташка? – он нарочито удивлённо приподнял бровь и добавил, уже откровенно посмеиваясь: – Уж не знаю, какая из тебя соколица, а воробей знатный.
И вновь лицу серьёзный вид попытался придать. Не очень-то вышло. Таскув фыркнула и отвернулась, откинув только заплетённую косу за спину.
– Вот и ты, значит… – начала она, но не закончила, услышав, как Смилан подошёл к ней совсем близко.
– Не сердись, Таскув, – прозвучали прямо над ухом тихие слова. – Я не со зла. Я правда тревожусь о тебе и не хочу, чтобы ты делала что-то себе во вред.
Он подхватил её косу на ладонь и пропустил через слегка сжатый кулак. Таскув прикрыла глаза, только и слыша, как бьётся будто бы в самом горле сердце.
– Со мной ничего не случится, – еле выдавила она, борясь с сильным желанием повернуться к Смилану. – Я уже почти разгадала то заклятье…
– Будь осторожна, только об этом прошу, – вздохнул княжич.
И так это проникновенно прозвучало, что Таскув сильнее запахнулась халат, чувствуя невыносимую неловкость. Ладони мигом вспотели. А княжич осторожно взял её за плечи и развернул к себе – совсем, как при первой встрече. Тогда она испугалась страшного и огромного чужака, а теперь… Что она чувствовала теперь?
Продолжая легонько её удерживать, Смилан склонил голову и едва ощутимо коснулся губами губ Таскув. Чуть выждал, а второй раз уже прижался крепче, медленным и глубоким движением раздвинул их, призывая ответить.
Лишь на миг забывшись, она закрыла глаза, неотвратимо поддаваясь ему. Но вовремя опомнилась и тут же отпрянула. Налетела на стол, с которого с грохотом и треском упал на пол кувшин. Вода плеснула по щиколоткам и замочила подол.
– Что ты делаешь?! – Таскув вперилась в недоуменное лицо княжича.
– Думал, целую. Но, верно, по ошибке сделал что-то ужасное, – оттенок обиды проскользнул в его тоне.
Таскув вдруг стало совестно. Чего она шарахнулась от него, как от прокаженного, в самом-то деле! И тут же сама себе ответила: да просто испугалась того, что даже лёгкий поцелуй Смилана поднял в душе немедленное желание продлить его. Так гадко и неправильно это, ведь не отгорела ещё боль от утраты Унху.
Но и прикосновение княжича тоже теперь горело на губах так, что хотелось до них дотронуться.
Таскув долго смотрела на него, полыхая внутри от негодования. Как он мог, зная обо всём? И как она могла исподволь допустить его так глубоко в свою душу? Но вместе с замедляющимися ударами сердца, голова тоже остывала.
– У тебя невеста, Смилан Гордеич. Нехорошо так, одну под венец звать, а другую целовать, – проговорила Таскув уже спокойно.
– Не звал я её по своей воле, – княжич горько усмехнулся. – Латеница хорошая невеста, но не про меня. Кажется иногда, что красоты и доброго нрава достаточно, чтобы девицу в жёны взять. Но оказывается всё не так просто. Отцы наши вон тоже на то надеялись, что мы по молодости и горячности легко слюбимся. А вот нет.
– Может, просто мало времени прошло? – Таскув принялась собирать осколки кувшина.
Смилан присел на корточки рядом – помогать.
– Нет. Для того не надо много времени. Теперь я знаю…
Она застыла с протянутой к очередному черепку рукой и подняла голову. Смилан смотрел на неё пристально и ожидающе. А Таскув ничего отвечать не стала. Быстро собрала остатки кувшина в подол и встала.
– Иди, – попыталась сказать как можно твёрже. – Мне уж торопиться надо.
Смилан открыл было рот, чтобы ещё что-то добавить, но передумал. Оставил на столе глиняные осколки и молча вышел. Таскув резко опустилась на лавку, медленно провела по губам кончиками пальцев. Разве думала она, пускаясь в дорогу, что всё так запутается? Что матушка сказала бы, узнав, что дочь по муромскому воину терзаться станет? Верно, её это очень опечалило бы. А уж отец бы и вовсе рвать и метать принялся.
Пока она сидела, размышляя, в горницу вернулась Урнэ. Она чуть удивлённо посмотрела на разбитый кувшин и лужу на полу, а после взгляд на Таскув перевела.
– Обидел тебя чем княжич? – остячка положила на залитый водой стол толстый пучок душистых трав. Впрочем, голос её не выдал ни капли беспокойства.
Вот и что на это ответить? И да, и нет. Знать, она сама себе обиду выдумала, ведь он ничего дурного ей, кажется, не желал? А от одной только мысли, что его последние слова были сродни признанию, делалось шало в голове. Проще думать, что для него это просто забава. Проще, но не хочется…
– Ты его сюда отправила? – Таскув взглянула на Урнэ, которая уже села рядом и принялась раскладывать травяной сбор по разным кучкам.
– Ну, я, – беспечно дёрнула та плечом и улыбнулась, отчего в уголках её глаз разбежались морщинки. – Подумала, что тебе с ним рядом лучше станет. Вон, и щёки порозовели. И глаза блестят. Иначе скоро в тень превратишься. Не ешь почти ничего, спишь плохо.