– А сейчас мне прям полегчало… – ворчливо буркнула Таскув.
Неужто и впрямь так видно по ней, что княжич её вовсе не обижал, а совсем даже наоборот? Спешно отвернувшись от прозорливой наперсницы, она надела платье, связала косы цепочкой и встряхнула ими, слушая, как звякнули оловянные подвески. И в душе колыхнулась надежда, что сегодня всё закончится. Что мудрёное, наложенное очень умелой рукой, заклятье всё же поддастся. Дакша снимал один заговор за другим, переплетая их в разные узоры, чтобы пропустить Таскув к той злосчастной плотине, что всё ещё стояла преградой на пути сил Ижеслава. Осталось немного.
Уже поторапливаясь, вместе с Урнэ они спустились в крытый проход между теремами,украшенный резьбой и затенённый высаженными вдоль молодыми рябинами. А там вновь поднялись в покои Ижеслава.
Княжич сегодня выглядел мрачнее обычного: видно, что-то занимало его мысли. Челядинки судачили, мол гонец с утра в детинец прибыл. Стало быть, недобрую весть принёс – оттого и залегает суровая складка между бровей Ижеслава. Поэтому-то он на вошедших женщин едва мельком взглянул и кивком приветствовал.
Да и волхв Дакша хмурился особенно сильно нынче. А вот на Таскув посмотрел долго и серьёзно. Слегка коснулась нутра тень его силы, будто ощупал. Не верит, что ли, что она теперь справиться способна? Она сама хотела бы верить в себя, но то и дело вспыхивало в душе сомнение: может, права Урнэ, и она себя просто загоняет? К тому же, если Лунег продолжает помалу тянуть из неё силы, то всё это может скверно закончиться.
Нет, излишнего страха себе позволять не нужно!
Таскув присела рядом с Ижеславом и, привычно взяв его запястье, где билась жилка, заглянула ему в лицо:
– Будет милостив ко мне Нуми-Торум, сегодня всё закончится.
Княжич взглянул недоверчиво, но с проблеском надежды в усталых зелёных глазах.
– Хотел бы я верить, кудесница, что это и правда так. Мне теперь хворать вовсе некогда стало. Надо бы в лагерь наш на юге выезжать. Лучше бы уже завтра.
Таскув провела пальцами по его ладони, вдоль складок, что жизненные пути вычерчивают, и спросила рассеянно:
– Плохие вести?
Тот хмыкнул.
– Не самые страшные, но приятного мало. Мое войско ждёт меня.
– Вот лучше бы тебе пока перестать об этом думать, – ласково проговорила Таскув. – Хоть ненадолго. А то ведь ты сам меня внутрь не пустишь, коли так кипеть мыслями станешь.
Ижеслав вдруг сжал её ладонь в своей. И его вдумчивый взгляд прошил едва не до затылка самого. Словно он знал что-то и хотел в этом убедиться. Да только вот силами нужными не владел.
Дакша подошёл, привычным жестом растирая ладони.
– Ты готова, Таскув?
Он всегда называл её по имени. Это и должно бы нравиться, но в его устах звучало строго и отстранённо, словно волхв постоянно отчитывал нерадивую ученицу. Впрочем, надо признать, что Таскув и правда научилась за дни пути до Ижеграда многому: беречь силы и не торопиться, не хвататься за многое сразу и не пытаться успеть везде. Не вмешиваясь в то, что она делает, Дакша всё же умел направить её, если видел, что она не справляется, и вместе с Урнэ успокоить досаду, если что-то не получалось.
Таскув кивнула, уже погружаясь в переплетение жизненных потоков княжича. Чуяла нутром, как подошла и Урнэ да принялась вновь баюкать его своей особенной песней, которой хотелось обучиться, но никак не получалось. Словно что-то в ней постоянно ускользало от внимания, какой-то малый, но очень важный секрет.
Ижеслав расслабился, разжались его пальцы, удерживающие руку Таскув. Княжич чуть обмяк в кресле, и она легко вынырнула в русле знакомой обмелевшей реки, миновав последние обрывки заговоров Дакши.
Замерла перед плотным переплетением заклятья. Спутанные и сросшиеся, точно корни, слова в нём, кажется, не имели смысла, но она знала, что это сделано лишь для того, чтобы хозяина его найти было сложнее. Некоторые переплетения Таскув уже распутала, а потому воды жизни Ижеслава текли сквозь злой заговор уже чуть свободнее. Но оставшаяся часть казалась неохватной. Только это лишь видимость: стоит потянуть за нужную лозу, и всё разрушится само. Знать бы только, где она.
Таскув чувствовала себя теперь, как во время камлания: и будто бы даже слышались в ушах удары колотушки о бубен. Мелькнула сторонняя мысль, что по возвращении домой нужно сделать себе новый, свой. К тому же как раз подступит день, когда восемнадцать зим исполнится. Пора. Верно то, что бубен Ланки-эква порвался, было знаком.
Таскув, словно огромными, но невероятно лёгкими руками принялась дальше пробовать на прочность колдовскую плотину, развязывать узел за узлом, распутывать жгут за жгутом. Упругие корни невидимого древа сопротивлялись и норовили сплестись ещё крепче. Но она нашёптывала свои заклинания, способные удержать отголоски чужой волшбы.
Скоро движения исполинских рук стали не такими проворными. В висках стучал не бубен, но кровь, а голову стискивало жаром. Таскув подумала было отпустить княжича и передохнуть, но вдруг точно укололась обо что-то. Среди бесчисленных корней заклятия показался один, отличный от них. Весь утыканный злыми шипами, царапающими, ядовитыми. Именно он убивал княжича, врастая глубже и глубже. И его прятали остальные охранные заклинания, через которые так долго пришлось пробираться.
И как же теперь от него избавиться? Тасув снова попыталась к нему прикоснуться – и тут же отпрянула. Боль обожгла бесплотную руку, словно настоящую.
– Ты знаешь, как с ним справиться, – прозвучал в голове спокойный голос Урнэ.
Он показался настолько знакомым отдельно от тела, что Таскув невольно прислушалась к призрачным его отзвукам.
– Оно не подпускает меня.
– Пытайся.
Далёкий стук бубна стал громче, окружил, заставляя выровнять сбившееся от бессильного гнева дыхание. Превозмогая боль, Таскув вновь коснулась шипастого жгута. Ощупала, силясь найти слабое место.
И тут пронёсся вдоль русла будто бы ледяной порыв ветра. Пронизал до самых костей, вынимая душу до донышка. Таскув содрогнулась, чувствуя, как будто бы рассыпается сухим песком. И сколько ни старайся противиться – не выйдет. Ветер вынимал из неё крупицу за крупицей, и сил, чтобы удержаться за найденное заклятие оставалось всё меньше. Неужто Лунег дотянулся до неё именно сейчас?
Но нет, она уже знала оттенок силы зырянского шамана. Знала, как он бережёт её, питаясь силой понемногу. Видимо, он ещё надеялся завершить обряд, чтобы забрать её дар полностью. А тут кто-то пытался иссушить её разом, не оставить ничего.
Таскув выпустила колючую лозу, стараясь оградиться от пагубного заклинания, которое так же, как у Ижеслава, истончало теперь её жизнь. Только гораздо быстрее.
– Отпусти, Дакша, – обратилась она к волхву.
Рванулась было назад в своё тело, но он не позволил, удерживая в русле княжича. И можно было видеть теперь, как по нему утекает её сила тоже.
