– Дэйн, не смотри.
Брат немедленно привстал на стременах, всматриваясь в даль.
На самой вершине холма торчали из растрескавшейся каменистой породы два десятка кольев, устремленных в небо. На них, словно украшение или лакомство, висели комья тряпок и мусора. Налетел порыв ветра, и в хламе мелькнуло белое… Давно истлевшие кости, блестящие на солнце гладкие черепа. Кто-то нанизал на колья по два-три тела с такой же злобной изощренностью, как в замке Кохты.
Неподалеку, на длинном шесте, колыхалась изорванная старая тряпка – флаг, повидавший многие годы. Ветра мотали его из стороны в сторону, как псы, которые не могут поделить кусок падали, и рассмотреть изображение на нем было невозможно.
– Мы видели такие в лесу, – сказал Фубар. – Останки людей короля.
Латерфольт досадливо цокнул языком:
– Старина Хоболь сильно пострадал во время войны, когда воевал на стороне Братства. Многое потерял, в том числе часть мозгов. И теперь у него такое, хм… увлечение. Мы не поощряем, но… Это не работа Хоболя. Хоболь лишь ею вдохновлялся.
– А это – тоже люди короля?
– Нет, Шарка. Это наши люди.
Егеря остановили лихоти и молча отдали честь. Тальда нараспев произнесла длинную молитву на старом бракадийском наречии, в которой Шарка не разобрала ни слова. Отзвук ее голоса разлился по всей равнине, донесся до мертвецов и растворился в шепоте высоких трав.
– Тридцать три – по количеству лет войны – наших товарища висят там с того самого дня, как Редрих объявил об окончательном разгроме Яна Хроуста.
Латерфольт так мягко вплел свою негромкую речь в шорох ветра, что Шарка не сразу поняла, откуда исходит голос. Хинн сидел в седле прямой как стрела, с рукой, сжимающей невидимое сердце, сквозь которое он смотрел на колья с их мертвецами. Щеки запали, туго обтянув скулы, в глазницах улеглись тени. Сходство с вертлявым легкомысленным юнцом Латерфольт утратил, словно перевоплотившись в старшую, смертельно серьезную версию себя.
Шарка поразилась этой внезапной красоте, которую все это время не замечала за чужеземными чертами. Подобным образом, вспомнила она, ее потрясла в первую встречу прекрасная Тлапка, когда та перестала кривляться и рассказала свою историю. Внизу живота сладко затянуло, а в лицо бросилась краска, но отвести взгляда от хинна Шарка, как ни старалась, не могла.
– Он оставил их здесь в назидание тем, кто вздумает снова восстать, – говорил Латерфольт, не опуская ни руки, ни головы, хоть бледное солнце светило ему прямо в слезящиеся глаза. – Как раз на границе Бракадии и мятежного Галласа. Вечное напоминание: вот что ожидает любого, кто был потрясен казнью Тартина Хойи, кто не согласился с кровожадными амбициями Редриха и захотел справедливости.
– Если это ваши люди, почему вы их не снимете? – спросил Фубар.
– Я же сказал: чтобы не забыть! – вскричал Латерфольт, стряхивая с себя оцепенение. – Чтобы эти тридцать три года Сопротивления не сгинули в мути короткой человеческой памяти! Чтобы жертва наших товарищей – ограбленных, искалеченных, обманутых, осиротевших, ославленных, казненных – не была напрасна. И конечно… – Лисья улыбка вернулась к нему: – Чтобы они думали, будто победили.
Егери захохотали, вмиг перейдя от тихой торжественности к мрачному веселью.
«Чтобы они думали, будто победили», – зачем-то повторила Шарка себе под нос, словно ожидая, что поймет истинный смысл этих слов. Куда Сиротки их ведут? Неужели в Таворе их действительно ждет настоящее воинство, готовящее очередной бунт против короля Редриха? И там ли, на очередной войне, место безграмотной юной проститутке и ее немому брату?
Она поискала глазами Дэйна, но брат уже ускакал далеко вперед, стараясь быть поближе к Тарре и другим. Кажется, его не терзали никакие сомнения. Умей он говорить, наверняка тараторил бы как заведенный, выпучивая глаза и задыхаясь от восторга. Никогда в жизни ей не приходилось видеть тощего угрюмого братца таким полным жизни. И ему было совершенно плевать, куда ведут их эти люди и что за этим последует. Дело было в самих людях.
– Шарка, – раздался слева голос Латерфольта. Она вздрогнула, встретившись взглядом с черными глазами, и почувствовала, как горят щеки. – Ты в порядке? Не мерзнешь?
В его руках оказался плащ, который он, не дождавшись ответа, накинул ей на плечи. От плаща пахло костром, лихоти и самим Латерфольтом; впервые запах мужчины не вызвал в Шарке отвращения, а заставил лишь разволноваться еще сильнее. Не поднимая глаз, она ответила с запинкой:
– Спасибо.
– Если тебе что-то нужно, не стесняйся и сразу говори прямо мне, – мягко сказал он. – Мы здесь, чтобы помогать таким, как вы. Хорошо?
– Да, Латерф.
Егермейстер разулыбался еще шире. Несколько минут он сопровождал ее, болтая какие-то смешные глупости и подводя своего лихоти так близко, что их колени соприкасались. Мальчишеская веселость вновь пришла на смену серьезности. Затем его позвал Тарра, и Латерфольт бережно произнес:
– Как я говорил, Шарка, если вдруг что… не стесняйся и не думай… Поняла?
Уже отъехав далеко вперед, он то и дело выворачивал шею, чтобы еще раз взглянуть на нее, пока Тарра не отвлек его разговором. А Шарка осталась у телеги со спящей Тлапкой, Фубаром и неразговорчивым егерем Якубом, замыкавшим отряд.
Она обернулась и бросила последний взгляд на колья на каменистой вершине холма. Напоминание… Кажется, ни король, оставивший здесь мертвецов, ни Хоболь, украшавший ими свой лес и развалины, не желали оставить ужасы прошлого в прошлом.
Ночью ей снились горящие дома и маленькие дети в ночных сорочках, прыгающие через пламя. На их чумазых лицах горели белые, как у демонов, глаза. В этой пропахшей гарью сумятице Шарка пыталась найти брата, но вместо Дэйна упорно называла его Латерфольтом. Сколько бы она ни отмахивалась от имени – отмахивалась буквально, рукой в железном наруче и латной рукавице, – оно не желало отпускать.
«Латерфольт, мне нужен Латерфольт!» – судорожно думала она, вглядываясь в лица в дыму, но никто из детей не был даже отдаленно похож на хинна.
Латерфольт…
– Шарка!
Она вздрогнула. Затухающий костер был совсем близко, и ее щеки и лоб горели. Спящие егери и Дэйн посапывали в спальных мешках, а вот самого Латерфольта, Тлапки и Фубара нигде не было видно.
– Шарка!
Ее снова легонько потрясли за плечо. Окончательно проснувшись и сев в спальном мешке, она разглядела слева от себя Фубара.
– Тлапка просила позвать тебя, – сказал он.
Что-то внутри Шарки заныло, и ей захотелось отползти от Фубара подальше, спрятаться от его умоляющих глаз. Весь путь – уже пять дней – она держалась подальше от них обоих.
