Затем Латерфольт, Шарка и Дэйн повели освобожденных к Нити, за которой, укрытый в морской бухте, лежал Тавор. Тальда и Якуб остались с работорговцами.
– Они их отпустят? – спросила Шарка.
– Доходчиво объяснят, что в этих краях купля-продажа людей не в почете, – отмахнулся егермейстер.
– Но… – Шарка запнулась. Спорить с Латерфольтом она, ясное дело, не хотела; но что, если работорговцы расскажут грифонам о Даре, который теперь помогает тайному городу?
Латерфольт заметил тревогу в ее лице и мягко произнес:
– Не волнуйся, Шарка. Эти люди никому ни о чем не расскажут. Никогда.
Несмотря на нежный тон, в его словах ей почудилась странная жесткость. Но Шарка вдруг ощутила, как ее пальцы переплетаются с цепкими пальцами егермейстера, а его рука увлекает ее вперед, – и больше уже ни о чем не думала.
Жители Тавора мгновенно окружили Латерфольта и отряд спасенных, будто ждали у каменных ворот города. Едва бывшие рабы переступили Нить, как в их руки, израненные от тяжелых кандалов, стали совать хлеб, а на худые плечи набросили плащи. Шарка и Дэйн, оттесненные толпой, шли поодаль: все внимание, как всегда, захватил Латерфольт, взахлеб отвечавший на вопросы, который сыпались на него со всех сторон.
Но вскоре Шарка почувствовала, как взгляды мало-помалу обращаются и к ней.
– Та рыжая девушка… Она вызвали демонов, каких-то псов… Скинули грифонов с их лошадей на землю…
Очень быстро ее Дар, который Латерфольт со своими егерями поклялись держать в тайне, стал достоянием Тавора. Теперь на нее смотрели по-другому, не просто как на очередную спасенную Латерфольтом бракадийку, коих тут было много: весь Тавор состоял из таких же изгоев, тех, кому не нашлось места в Бракадии короля Редриха. Однако сейчас таворцы растерялись, осознав, что две недели они жили бок о бок с девушкой, хранившей в себе их самый большой страх и самую великую надежду. Почему же обожаемый вождь не посвятил их в тайну?
– Она не ведьма! – вскричал вдруг кто-то в толпе освобожденных, перекрывая остальные голоса. Шарка увидела тощего мужчину, который рвался к ней с бешено горящими глазами. Она отпрянула, когда его руки загребли воздух в паре дюймов от нее и Дэйна. А человек рухнул перед ней на колени, продолжая вопить: – Это наша надежда. Надежда пленной Бракадии!
Один за другим недавние рабы кидались перед ней на колени вслед за тем, первым, который пожирал ее полным обожания взглядом, протягивая дрожащую руку. Шарка, повинуясь непонятному наитию, схватила и крепко пожала скрюченные пальцы. Из глаз пленника брызнули слезы.
Внезапно их руки разомкнулись: Латерфольт вытащил Шарку из толпы.
– Довольно, друзья, – строго сказал он, уводя девушку. – Вы устали, вам нужно отдохнуть. Тавор даст вам лучшее, что у него есть.
Шарка попыталась было вырваться из рук Латерфольта, решив, что это какая-то игра, шутка – иначе почему он не дает ей пообщаться с людьми, которых она спасла? Разве не он готовился с голыми руками наброситься на работорговцев? Но Латерфольт был непреклонен:
– Я хочу, чтобы ты была в безопасности. Да, теперь это наши новые братья и сестры, но… Если с тобой что-нибудь случится, я… Эй, Тарра! Тащи скорей сюда свой зад!
Тарра, который непонимающе таращился на оборванцев, собравшихся вокруг Шарки и Латерфольта, неторопливо подошел ближе. Его медлительность раздосадовала Латерфольта, он схватил друга за грудки и подтащил к себе:
– А еще медленнее нельзя?! Отведи Шарку и Дэйна в их покои. День выдался ого-го, я тебе все расскажу! Но им пора отдохнуть.
– Но… – попыталась возразить Шарка. Дэйн проявил удивительное единодушие с сестрой и умоляюще сложил руки.
– Я приду позже. – Латерфольт склонился к ее уху. – Сейчас мне нужно кое-что с кое-кем уладить, но я обязательно приду… Ладно, Дэйн может остаться. Но тебе точно нужно отдохнуть, милая Шарка.
Он никогда еще так ее не называл, да еще и в присутствии множества людей, открыто, без шутовства и утайки… Шарка густо покраснела. Освобожденные пленники уныло смотрели ей вслед. «Шарка, – шелестело в толпе. – Ее зовут Шарка!»
Тарра, хмурый и недовольный, но не решившийся расспросить Шарку о том, что произошло за Нитью, вел ее через весь Тавор к полуразрушенному особняку. Егерь специально подбирал дорогу так, чтобы как можно реже оказываться на открытом пространстве и привлекать к себе досужие взгляды. Но даже на узких улочках Шарка ловила на себе взгляды таворцев. История разлетелась по городу, как ветер.
Тавор был когда-то морским портом, носил другое имя и гордо служил королю. Но затем случился шторм такой мощи и ярости, какой в Бракадии не видели ни до, ни после. Говорят, его устроил морской дракон, а может, порт стал полем боя кьенгаров. Так или иначе, такое бедствие явно не обошлось без Дара. Отстроить город не удалось: волны разбили береговые укрепления, и почти треть Тавора ушла под воду. О нем быстро забыли, тем более что в то время король Бардош уже строил новый порт Отарак на юго-западном побережье. Город десятилетиями был заброшен, пока сюда не начали стекаться те, кого Бракадия выбросила, как мусор: все, кто не готов был терпеть на троне Редриха, все, кто бежал, скрывался, бунтовал…
Люди здесь были самые разные, и Шарке с Дэйном потребовалось немало времени, чтобы привыкнуть к смуглым лицам хиннов и подобных народностей, коих здесь было немало. Потомки варварской орды, пришедшей в Бракадию триста лет назад, за многие годы растеряли былую свирепость и превратились в рабов тех, кого еще недавно терзали сами. Приземистые, косматые, увешанные языческими оберегами и амулетами, они тем не менее среди местных бракадийцев ходили, гордо распрямив спины, а те обращали на них внимания не больше, чем на других.
Латерфольт, даром что был полукровкой и, как он сам говорил, в лесах чувствовал себя лучше, чем на пустошах, стал символом освобождения хиннов. Им не было никакого дела до священной войны Яна Хроуста, но за Латерфольтом они готовы были идти куда угодно. А сам он шел по пятам мертвого гетмана, без чьего имени не обходился ни один разговор в городе Сироток.
Днем Тавор гудел и бурлил, как улей. Каждый в городе был чем-то занят. Здесь не было своего и чужого: у каменных ворот все пришедшие сбрасывали в большой котел свое добро, чтобы затем сообща пользоваться тем, что мог предоставить город. Жилье, еда, одежда – здесь делили все по-братски.
Никаких больше господ. Никакой дани. Никаких святош с их проповедями во славу Единого Бога – лишь наставления Тартина Хойи, звучавшие на городской площади от рассвета до заката. Тавор жил скромной свободой и радостью общего труда и на глазах вырастал все выше поверх убогих руин, как новая правда на трупах прогнивших законов былых времен.
Все это в первый же день рассказал Шарке Латерфольт, гордо показывая ей странные таворские дома, похожие на налепленные среди развалин кривые башни. Но всякий раз, когда Шарка спрашивала, почему Свортек подарил Тавору Нить и помог скрыть его от короля, Латерфольт капризно щурился и обещал, что обязательно расскажет. Но не сегодня, а завтра!
