Живого коридора оказалось недостаточно, и люди отскакивали назад, налетая друг на друга, но пытались хотя бы кончиками пальцев коснуться всадников. Те же, низко свешиваясь со своих коней, протягивали руки в ответ, ничего не опасаясь, полностью доверяя таворцам. Женщины и дети кидали цветы – все, что они смогли собрать в окрестностях. Всадники несли штандарты с единым для всех таворцев флагом: алым майским жуком с оленьими рогами на черном поле. Дэйн дергал Шарку за платье, тыкая во флаги, словно без него она бы не узнала этого воинственного жука, пусть и на ткани, а не на скалах и деревьях.
Латерфольт верхом на сером коне ехал впереди, прекрасный и гордый, выпятив грудь и без устали отдавая честь сердцем. Множество рук со скрюченными пальцами взлетали в воздух в ответ:
– Егермейстер!
– Принц Сироток!
– Латерф-Гессер!
– Старший Хроустов сын!
От шума разболелась голова; но едва Шарка рассмотрела всадника, что ехал за Латерфольтом, она позабыла о боли. Не нужно было знать ничего, чтобы понять, что это за человек.
Верхом на черном коне, огромном, как грифон, восседал старик. Нагрудная пластина его доспеха была покрыта вмятинами и царапинами, зато к наплечным пластинами были прикреплены оленьи рога – совсем как у жука на флаге. Меж этими рогами возвышалась голова, покрытая соболиной шапкой, из-под которой на плечи выбивались длинные седые волосы. Правый глаз всадника скрывала повязка; левый глаз, темный и цепкий, метал молнии, хотя рот старика смеялся. В правой руке он держал железную палицу в виде кулака, сжимающего шип, а левой пожимал и трогал все руки, протянутые к нему, без всякого опасения и лишь досадуя, что не все из толпы могут дотянуться до холки коня-великана.
– Здар, Ян Хроуст! – кричали в правой части площади.
– Здар, Ян Хроуст! – отзывались в левой.
– Гетман Обездоленных!
– Отец Сироток!
– Хроуст! Хроуст! Хроуст!
Гром посреди ясного неба не сравнился бы с грохотом Тавора. Казалось, вся Бракадия от Галласа до Митровиц сотрясалась от криков обожания и надежды. Хроуст закричал что-то в ответ, но его голос утонул в шуме. Ничуть этим не смутившись, он продолжил шествие за Латерфольтом, который то и дело оборачивался, чтобы взглянуть на свое божество.
Дэйн бросился было вперед, но Шарка – не без помощи демона, которого никто не заметил в толпе, – успела оттащить его обратно, чтобы не потерять в давке. Латерфольт тем временем миновал живой коридор и направил процессию прямо в толпу.
– Расступитесь, братья и сестры, – орал он, срывая голос, – вы все получите свое! Обещаю вам! А теперь – дайте дорогу!
Она вдруг осознала, что народ расступился прямо перед ней, и теперь Латерфольт, а за ним и Хроуст, поднимались на ее возвышение. Шарка растерянно обернулась почему-то к Морре, но ту поглотила толпа. Зато Тарра, поймав ее взгляд, взял под локоть, удерживая на месте, и сказал:
– Так надо. Ничего не бойся.
Латерфольт спешился и бросился к Шарке. Его коня подхватили под уздцы и увели с дороги. Громадный конь Хроуста тоже остановился, и несколько воинов бросились к старику, чтобы помочь спуститься с седла.
– По-вашему, я такая старая рухлядь? – беззлобно взревел Хроуст, и толпа взорвалась восторженным смехом. Он с удивительной ловкостью спрыгнул на землю, оказавшись невысоким, но плотно сбитым, и хромая, но уверенно зашагал к Шарке, Дэйну и Латерфольту.
– Латерф, – панически прошептала Шарка, но тот отскочил в сторону.
Сестра и брат оказались лицом к лицу с Яном Хроустом.
Стало вдруг очень тихо: люди замолчали как по команде, внимательно ловя каждое движение гетмана, мальчишки и девчонки в белом платье. Но ничего не происходило. Взор Хроуста задумчиво изучал Шарку, но Отец Сироток не спешил заговаривать. Похолодев от внезапной догадки, Шарка бросилась перед стариком на колени и низко склонила голову; Дэйн упал на землю рядом с ней.
– Нет. – Голос у Хроуста был совсем не старческий: глубокий и громкий, он без всякого усилия разливался по площади. – Встаньте, дети.
Они покорно поднялись на ноги. Хроуст вдруг сделал шаг назад и вскинул железный кулак с шипом, указывая на Шарку, но вглядываясь в тысячи лиц вокруг себя:
– Бракадия чертовски устала, – чеканил он слова, будто отбивал на наковальне каждый звук. – Король и его падальщики насиловали ее, унижали, издевались. И она решила: хватит! Бракадия отдала Дар нам!
Взгляд Хроуста вернулся к Шарке.
– Посмотрите внимательно. Запомните. Она – наша надежда! Она – наше спасение! Преклоните колено не перед немощным стариком, а перед ней. Перед Даром Бракадии!
Гетман поднял левую руку к широкой груди и резко вырвал из нее воображаемое сердце – а затем опустился перед Шаркой на колени.
Латерфольт упал на колени рядом с ним, и следом все как один сделали то же самое Сиротки и таворцы, Дети Хроуста, бывшие рабы, хинны вскинули в воздух свои сердца и припали к земле не перед своим долгожданным кумиром, восставшим из мертвых, а перед перепуганной простолюдинкой с приоткрытым от потрясения ртом. Дэйн что-то говорил Шарке, но она видела лишь слезы на его веснушчатых щеках, а потом ее строптивый брат вместе со всеми опустился на колени.
Только одна душа в Таворе не вскинула руку и не склонилась – но вряд ли из-за своей болезни. Морра скривилась и отвернулась. Шарка тоже отвела глаза.
«Да пошла ты к черту, Морра!»
Она приблизилась к Хроусту и взяла его грубую руку в свою.
Старик поднял голову и широко улыбнулся.
Вечером Шарка заметила, что ее белоснежное платье уже стало серым от пыли и копоти, но никого вокруг это не беспокоило. Рассевшись вокруг огромного костра, Ян Хроуст, егери Латерфольта и гетманы, приехавшие с Хроустом, наперебой рассказывали друг другу истории, которые случились с ними за годы в разлуке.
Шарка и Дэйн, которые сидели здесь же, как почетные гости, жадно прислушивались к рассказам. Сиротки, которые назвали себя так в день, когда было объявлено о смерти Хроуста, решили сохранить это звонкое имя, хотя «сиротками» никогда по сути и не были. Вот только из рассказов Шарка так и не поняла, как это вышло. Ясно было лишь, что, пока Латерфольт отстраивал за Нитью свой город, Хроуст и его ветераны отсиживались в неприступных горах Галласа, выжидая, когда придет пора вернуться.
Кто-то обронил, что ждали «знака от нашего общего друга», и при этом все взгляды обратились к Шарке. Тогда-то она, прячась от них, уставилась на свое платье и заметила, что празднество не пощадило его белизну. Но очень скоро разговор перетек в другое русло. Дети Хроуста – так называли себя самые близкие к великому полководцу воины, включая Латерфольта, – весело обсуждали только им понятные истории, шутили и передавали друг другу боги знают какую по счету кружку пива. Только зычный голос Хроуста звучал все реже. Подняв голову, Шарка встретилась с его взглядом – старик пристально изучал ее своим единственным глазом. В седых усах блуждала рассеянная улыбка.
