– Ладно.
Свортек удивленно вскинул брови, словно уже не рассчитывал на согласие. Латерфольт тоже удивлялся сам себе, говоря:
– Ты прав. Это кровопролитие… – он махнул рукой на труп товарища у своих ног, – нужно остановить. Ты клянешься, что все это не трюк? Поклянись! Я слыхал, что кьенгар не может нарушить собственную клятву.
– Да, это правда. Именно поэтому я не могу пойти против моего короля. А ты – клянешься, что исполнишь все, как я сказал?
Латерфольт приблизился к Свортеку и протянул ему раскрытую ладонь.
Блеснула вспышка, и Латерфольт отпрянул, размахивая рукой, на которой появилась неглубокая, но быстро наполнявшаяся кровью царапина. Свортек, собирая последние силы, встал на ноги и ткнул Латерфольту в лицо собственную ладонь, тоже красную от крови:
– Дай руку, кретин! Без крови этот свиток и твоя клятва ничего не стоят!
Егерь, помявшись, протянул ему дрожащую руку, и Свортек крепко сжал ее, изо всех сил прижимая рану к ране, смешивая бракадийскую кровь с хиннской. Алые капли стекали с пальцев и падали на камень.
– Я клянусь, – произнес Свортек и надавил сильнее.
– Я клянусь! – закричал Латерфольт.
Свободной рукой кьенгар забрал у него свиток и поместил в кровавое месиво между ладонями, а затем на несколько мгновений закрыл глаза и застыл, раненый, безоружный, но совершенно к этому равнодушный. Спустя несколько долгих секунд он открыл глаза и отпустил руку егеря. Латерфольт спрятал подарок в набедренной сумке.
– Теперь иди и убеди своих людей, что война окончена. Хотя бы на время. Я скажу, что ты и Хроуст мертвы. – Латерфольт не шелохнулся. – Ну же. Убирайся…
Но тот молча подошел к трупу и, пыхтя, попытался закинуть его себе на плечи. Голова, державшаяся на разбитых позвонках и полоске кожи, то и дело норовила упасть обратно на землю.
– Нет. Оставь! Он мне нужен. Он ведь хинн, как и ты, верно?
– Это мой человек, колдун. Я не…
– Это труп, Вилем! Зато он может спасти твоих живых друзей.
При звуке своего имени Латерфольт злобно нахмурился. Свортек, окончательно утомленный, снова закрыл глаза и сполз спиной по стволу. Латерфольт застыл; рукоять кинжала ткнулась в ноющую ладонь. Вот он, подходящий мо…
– Даже не думай.
Рваный ворон возник между кьенгаром и егерем, раздув зоб, но в атаку не спешил. Латерфольт вздохнул. От пережитого голова кружилась. Как он объяснит это Хроусту? Неужели он правда собирается пойти на поводу у человека, который только и делал все эти годы, что убивал его товарищей? У человека, который повинен в смерти его собственной семьи, какой бы та семья ни была?
Но слова и взгляд, которым он их сопроводил, заронили в сердце Латерфольта трепетный огонек надежды, а тяжесть свитка в сумке подкрепляла вспыхивающие в его мозгу образы. Дар. Мир. Хотя бы пару лет без погребальных костров… Разве это не стоит того, чтобы попробовать?
Уже скрываясь в лесу, он в последний раз обернулся на кьенгара. Тот проводил его взглядом, снова натянув на лицо ядовитую гримасу, но вдруг до Латерфольта донесся его невнятный шепот, похожий на сонный бред:
– Если ты вздумаешь меня обмануть, мерзкий лисеныш, я воткну в тебя сотню твоих же стрел.
XVIII. Зов
За обедом Шарку усадили по левую руку от Хроуста. Латерфольт, который, как самый старший из Детей Хроуста, должен был занять место по правую руку, сел рядом с ней. Возникла заминка: Сиротки долго не могли решить, кому занять место егермейстера, и Кирш, как обычно вопя во всю глотку, уже протискивался к креслу. Но громовой голос Хроуста перекрыл гвалт:
– Вы все уже насиделись со мной. Хватит! Я же вижу, как вы закатываете глаза на мои шутки и истории, которые я рассказываю по двадцать раз.
Все в столовой встретили его слова оглушительным смехом и заверениями, что истории гетмана можно выслушать и сто, и пятьсот раз. Хроуст довольно разулыбался. Его манера подшучивать над собой действительно пленяла.
– Посадите ко мне мальчика.
Он повернулся к Дэйну, который уже занял место на лавке рядом с егерями Латерфольта, Якубом, Таррой и мрачной, как туча, Тальдой. Растерянно оглядываясь, он пытался понять, кому адресованы слова Хроуста.
– Да-да, ты! – подтвердил Хроуст. – Иди скорее сюда. Еда стынет.
Нерешительная походка Дэйна, который провел с Хроустом и его людьми у костра целую ночь, но все равно не мог поверить в свое счастье, тоже была встречена веселым, беззлобным смехом.
Шарка смеялась со всеми: глуповатое от счастья лицо брата отвлекло ее от тяжелых мыслей, которые преследовали с самого утра. Латерфольт ускользнул до того, как она проснулась. Воспоминания Вилема и разговор Свортека с молодым Латерфольтом, влившиеся в ее голову, навалились на нее хуже похмелья. Может, это просто особо яркие и живые сны? Но нет, она помнила все до мельчайшей подробности. Теперь она намного лучше понимала, что творится в Бракадии и с чем ей придется разбираться как наследнице Свортека.
Мысли о Свортеке давили и путали. Сначала он был чудовищем, которое равнодушно наблюдало, как его люди уничтожают целые деревни; затем превратился в миротворца, подарившего Латерфольту Нить, а с ней и целый Тавор. Причем Шарка не просто смотрела воспоминания – она была им, Латерфольтом. Она чувствовала его злость на себя, страх и нерешительность. Чувствовала, как его ранила смерть товарища. Ощущала его надежду, подаренную злейшим врагом…
Латерфольт пришел за ней днем, чтобы отвести на обед в общую столовую, и Шарка вспомнила, как испортила их ночь. Но егермейстер вел себя так, словно ничего не случилось. Он взял ее под руку, болтал и шутил – лучезарный, не подозревающий, что она против собственной воли подсмотрела за самыми важными событиями его жизни. Что-то подсказало Шарке, что рассказывать об этом пока не стоит, как и о том, что Свортек передал ей Дар случайно и уж точно не посвящал в свои планы. Пусть егермейстер спросит сам.
Ей очень не хотелось потерять ту нежность, с которой Вилем держал ее за руку, и гордость, с которой он принимал приветствия Сироток и таворцев. К тому же вчера ночью впервые в ее жизни дрожащий от возбуждения мужчина не стал брать ее силой, позволил решить самой, хочет ли она близости, и не оскорбился отказом… В это поверить было труднее, чем в увиденное во сне.
У самого входа в столовую Шарка остановила Латерфольта и, краснея, как в первый раз, поцеловала в колючую щеку. Его лицо осветилось широкой улыбкой, и Шарка с облегчением отметила, что маленького Вилема она за ней не увидела.
– Шарка. – Хроуст вывел ее из размышлений, дождавшись, когда она закончит с едой.
– Да, мой гетман? – Никаких «панов» – она это запомнила.
