Внезапно Гуссейн обрушивает на меня меч, и я едва успеваю отскочить в сторону. Я замахиваюсь на него, но стою слишком далеко, а мое оружие слишком короткое, чтобы достать соперника.
Чувства отходят на второй план, я поглощена поединком, уклоняюсь от ударов Гуссейна, пытаюсь ранить его. Мы оба избегаем чужих ударов, меняемся местами. Делаем выпад за выпадом, двигаемся почти синхронно, выполняя движения этого жестокого танца.
Он снова замахивается, и на этот раз я слишком медлю. Он ранит меня, теплая кровь течет по моей руке, а в следующую секунду приходит боль. Настоящая боль. Левая рука пылает.
Удары всадника следуют один за другим, он задевает и правую мою руку, и рана такая же глубокая.
Я смотрю на него. Атаковать я больше не могу, и я знаю, что он собирается убить меня. Убить, не задумываясь. Он уже делал это сотни раз. Еще одно убийство? Для него это так же просто, как дышать.
Взгляд Гуссейна становится возбужденным, он будто наслаждается моментом, когда его противник находится между жизнью и смертью.
– Ты и правда думала, что для жены Всадника все закончится хорошо? – говорит он почти с сожалением. – Он чудовище. Как и все мы. Для нас счастливого конца не будет.
Гуссейн заносит меч, чтобы разрубить меня пополам, и единственное преимущество, которое у меня есть – то, что его оружие тяжелое и медленное.
Я нагибаюсь, ныряю под удар, чувствую движение воздуха надо мной. Инстинкт призывает бежать, но единственный шанс остановить убийцу – поступить иначе. Поэтому, выпрямившись, я делаю шаг вперед и замахиваясь боевым топором. Мои раненые руки буквально вопят от тяжести оружия, и я стискиваю зубы от боли.
Топор попадает Гуссейну в живот, глубоко проникает в его тело. Я потрясена тем, что действительно нанесла этот удар. Гуссейн отталкивает меня, сбивает с ног. Я падаю, перекатываюсь, и мгновение спустя меч Гуссейна вонзается в пол там, где я только что была. Я отползаю в сторону, сжимая в руке кинжал Войны. Мое лицо пылает. Я слышу тяжелое дыхание Гуссейна.
– Я не умру сегодня, Мириам, – хрипит он, хватает меня за ноги и тащит к себе.
Я тоже не умру.
Переворачиваюсь на спину, и когда он снова заносит меч, ударяю ногой по рукоятке топора, торчащей из его живота. Гуссейн издает стон, полный ярости и боли. Я столько раз слышала эти звуки на поле битвы. Меч выскальзывает из его руки, я вновь уклоняюсь, и оружие с грохотом падает на пол. Гуссейн ослабляет хватку, и мне удается вырваться. Я поднимаюсь на ноги и смотрю на него – кровь льется из раны ручьем. Я нанесла ему смертельный удар. Думаю, он тоже это знает. Он негромко смеется, опираясь рукой о стену.
– Не могу поверить, что ты меня победила, – выдыхает он.
Я тоже не могу в это поверить.
– Он не вернется к жизни, – говорит Гуссейн. – Мы об этом позаботились.
– Я в это не верю, – говорю я. Не могу.
Еще мгновение стою с кинжалом в руке. Я могла бы убить Гуссейна прямо сейчас, но не уверена, что это будет актом милосердия. Я помню, что сказал Война прошлой ночью.
Любой мужчина, женщина и ребенок на земле так же способны очиститься и искупить содеянное, как и я… Кто я такой, чтобы казнить их до истинного Судного дня?
Вспомнив об этом, убираю оружие в ножны.
Колени Гуссейна подгибаются, и он сползает вниз по стене. Я ухожу, но вдруг останавливаюсь и в последний раз смотрю на него.
– Знаешь, а Война действительно даровал бы вам жизнь. Он сказал мне, что любой человек заслуживает шанса на искупление.
Гуссейн молчит.
– Не знаю, как кто-то из нас может искупить свою вину, – говорю я, – но у тебя еще осталось немного времени. Ради нашей дружбы, просто попробуй.
Я беру лук, колчан и выхожу из здания.
Один из двух оставшихся всадников Фобоса попытался уехать, но, наверное, упал с лошади. Я вижу, как он неподвижно лежит на обочине, среди других трупов, которыми усыпана земля. Другой всадник тоже упал, но он, хромая, направляется к лошади метрах в пятидесяти от меня.
Я выпускаю стрелу, и она попадает ему в позвоночник. Его спина выгибается, он, пошатываясь, делает несколько шагов вперед и падает на колени. Достаю еще одну стрелу и подхожу к нему. Всадник оглядывается, его глаза полны гнева. Вторая стрела пробивает его грудь. Он с криком падает на землю.
– Сука! – шипит он, когда я подхожу к нему.
– Где Война? – спрашиваю я, снова целясь в него из лука.
Он истерически смеется.
– Ты умрешь, если попытаешься его спасти. – Он задыхается. – Но давай, попробуй.
Мною овладевает дурное предчувствие, холодок пробегает по спине.
Всадник Фобоса начинает захлебываться и затихает. Я толкаю его ногой, но, какой бы не была его жизнь, она уже оборвалась. Осматриваю всех, чтобы убедиться, что никто не подает признаков жизни, а потом собираю все стрелы, какие могу. Они мне еще понадобятся для оставшихся пятнадцати всадников.
Возвращаюсь обратно. Гуссейн уже мертв. Что-то внутри меня сжимается, когда я вижу его. Он совершил немало ужасных поступков, и смерть – меньшее, что он заслуживал, но он был добр ко мне, и его доброта была бескорыстной. Надеюсь, что в загробном мире учитывают все: и плохое, и хорошее.
Беру свою лошадь за поводья и вывожу ее обратно на улицу. Не могу оставаться здесь и ждать, пока за мной явятся остальные Фобосы.
Мне нужно найти моего мужа.
Я еду по дороге, усыпанной трупами, как девочка из сказки – по тропинке за хлебными крошками. Вся земля завалена телами. Похоже, Война призвал всех мертвых, до кого смог добраться.
В какой-то момент шеренги мертвых тел покидают дорогу и тянутся на запад, в пустыню. Я сворачиваю вслед за ними и направляюсь к тому месту, где, вероятно, и произошло нападение.
Чем дальше я еду, тем больше трупов вокруг. Поднимается обжигающий ветер, он осыпает тела песком, словно приправой. Наконец я поднимаюсь на небольшой холм и вижу остальных всадников Фобоса.
Я вижу девять из них среди других трупов, их тела разорваны, глотки перегрызены. Судя по всему, на них напали зомби. Но еще страшнее, что у некоторых из них окровавленные губы – как будто, умирая, они напали на своих товарищей.
Я продолжаю ехать, зная, что полдюжины Всадников Фобоса все еще где-то здесь.
Все меняется, когда неподалеку я вижу свободный от тел участок земли – неровный круг, очерченный кусками окровавленной плоти. Руки, ноги, куски тел…
Вновь чувствую, как подступает тошнота.
Невозможно понять, сколько всадников Фобоса погибло здесь и что тут вообще произошло. Метрах в десяти оттуда трупов так много, что они громоздятся друг на друга. Кажется, вот оно, то самое место, где всадники окружили кого-то, а потом превратились в трупы.
