– Кто это? – спрашиваю женщину рядом.
– Всадники Фобоса, – отвечает она, повернувшись ко мне. – Лучшие солдаты Войны.
Его лучшие убийцы. Я смотрю на всадников новыми глазами. Они объезжают Войну, останавливаются и полукругом выстраиваются за ним. Когда последний воин занимает свое место, бой барабанов стихает.
Я до последнего не понимаю, что происходит. Но наконец пыль оседает и я вижу окровавленного мужчину, который лежит на земле перед воинами. Он неподвижен, как мертвец, но проходит минута, и он медленно садится.
Война молчит, наблюдает, а когда мужчина, пошатываясь, встает, направляется к нему. Толпа зевак замолкает, один из всадников соскакивает с лошади и выступает вперед.
– Этот человек, Элайджа, – возвещает он, указывая на мужчину, – был одним из Фобосов, личных воинов главнокомандующего. Господин дал этому человеку кров и еду, он доверял ему. Но чем он отплатил нам за добро? – говорящий обводит собравшихся взглядом. – Восстал против своего господина и товарищей по оружию!
Толпа словно по команде разражается возмущенными криками. Удивительно, но многие из собравшихся, кажется, искренне негодуют. Если они притворяются, то делают это мастерски.
– Когда началось сражение, Элайджа обратил меч против своих товарищей, – продолжает всадник, а Война не сводит с раненого взгляда, острого, как лезвие бритвы. – Сегодня мы потеряли многих хороших воинов.
Продолжая смотреть на Элайджу, Война заводит руку за спину и сжимает рукоять огромного меча. Сталь звенит, покидая ножны.
Я вся сжимаюсь, вспоминая недавнюю встречу с этим клинком. Но вместо того, чтобы обрушить на мужчину удар, Война швыряет меч к его ногам.
– Sunu uk. San suni, adas Susturu tıtuu üçüt huniştüü nunıtnuu utenin dukikdep nurun, – возвещает он.
Возьми. Докажи, что достоин бросить вызов мне, человек.
Элайджу трясет от страха, но на его лице ни капли раскаяния.
Всадник медленно отступает:
– San Tuduygu uturun teknirip, nik niygiziş üçüt hutişnüü nunıtnuu utenin dukikdep nurun.
Докажи, что достоин бросить вызов самому Богу.
С этими словами Война отворачивается, подставляя Элайдже спину для удара. Окровавленный Фобос медлит всего пару секунд, а затем бросается за мечом Войны. Первая заминка случается, когда он поднимает меч – он слишком тяжелый. Мужчина держит меч двумя руками, но его все равно водит из стороны в сторону.
У меня падает сердце. Вот человек, рискнувший дать отпор убийцам. Я искренне хочу, чтобы он остановил Всадника, но понимаю, что это невозможно. Я видела мощь Войны – его не победить.
Война оборачивается, в руках у него ничего нет. Красные кожаные доспехи запятнаны чужой кровью, а подведенные черным глаза смотрят прямо и безжалостно. У него есть еще один клинок, но Война не достает его из ножен, даже когда противник приближается. Элайджа наступает, лицо его искажено праведной яростью:
– Ты думал, что я буду просто смотреть, как ты убиваешь нас?
– Tuz utırtı juni şuur üçüt önüt dup atna üçüt ıtuuzı vokgon.
Ты именно этим и занимался, а ведь мы уже оставили позади семнадцать городов.
Семнадцать? Семнадцать?
Мужчина спотыкается, он с трудом удерживает меч, силы покидают его. Должно быть, Элайджа и сам понимает, что сражаться бессмысленно, но все же бросается на Войну с ненавистью во взгляде. Он почти настигает Всадника, стоящего неподвижно, точно скала. Он из последних сил поднимает меч для удара. Война не двигается.
– San sunin nupşırsunı suksugın tönörö ukvuyn.
Тебе не вынести моей ноши.
Словно в ответ на вызов, всадник Фобоса обрушивает меч на противника. Война с легкостью уклоняется от удара, золотые украшения в его волосах покачиваются и блестят. Элайджа едва не падает вперед, поднимает облака пыли, пытается удержать тяжелое оружие. Спустя несколько мучительных секунд ему удается развернуться, и он снова бросается на противника. Всадник спокоен, однако я чувствую, что за его расслабленной позой скрывается огромная сила.
– San Tuduydın urtin nüşütüü süstün eses, – насмехается он.
Тебе не постигнуть волю Божью.
С пронзительным криком Элайджа опять наступает, широко замахиваясь мечом. И снова Война отступает, легко уклоняясь от удара. Элайджа тяжело дышит, меч в его руках дрожит. На это больно смотреть, но хуже всего то, что я болею за Элайджу – наверное, единственная из всех здесь собравшихся.
Война преодолевает разделяющее их расстояние и перехватывает запястье противника. Элайджа вынужден убрать одну руку, и гигантский меч тянет его к земле. Всадник склоняется к противнику, его следующие слова едва слышны:
– Sani övütün urtin nüşütügö süstün eses, vurok San senin öç nüşünön.
Тебе не постигнуть волю Его, но мою месть ты узришь.
Все происходит очень быстро. Я слышу хруст, затем крик. Элайджа роняет меч, прижимает сломанную руку к груди. Война перехватывает тяжелый меч в полете, вынимает из ножен второй меч, поменьше. На долю секунды их взгляды пересекаются. А следом Война обрушивает на противника два клинка, точно ножницы. Кровь заливает все вокруг, половина тела Элайджи отлетает в одну сторону, половина – в другую. Приходится собрать все силы, чтобы меня не вывернуло наизнанку.
Толпа оживает, ликует. Мир сошел с ума.
Вкладывая клинки в ножны, Война уходит, оставляет мертвое тело на осквернение жителям лагеря.
Проходит меньше часа, и меня вызывают в шатер Войны.
В сопровождении угрюмых всадников Фобоса я прохожу через лагерь. Впервые за все время, проведенное тут, оказываюсь в секторе военачальника.
На сегодня налеты окончены, и солдаты Войны бродят между палатками, курят, играют в карты. Несколько человек бросают в мою сторону заинтересованные взгляды, но большинство даже не замечают женщину, которую ведут к военачальнику.
Сразу понятно, какой шатер принадлежит Всаднику. Он стоит в стороне от остальных и, хотя палатки Фобосов гораздо больше моей, его шатер превосходит их размерами. У Войны настоящий дворец из ткани, освещенный снаружи дымящими факелами. В метре от входа в шатер всадники Фобоса отступают, оставляют меня одну перед входом в логово Войны.
Сердце бешено колотится в груди. Со дня Пришествия Всадников я повидала немало дерьма, пора бы привыкнуть. Но не получается. Я боюсь. Боюсь этого места и того, что оно делает с людьми. Страшусь того, что готовит мне будущее. Но больше всего меня пугает Всадник и то, чего он желает от меня, особенно после сегодняшней безжалостной расправы.
