Нет, бесполезно, ничего не выйдет.
Выражение его лица сразу становится серьезным.
– И ты ее получишь.
Посмотрим…
Он протягивает мне руку. Хватаюсь за его ладонь, позволяю втащить себя в седло.
– Что тебе нужно? – спрашивает он, как только я устраиваюсь перед ним.
Я облизываю губы, наполовину повернувшись к нему. Теперь самое сложное.
– Я все тебе расскажу, но сначала нам нужно добраться туда.
В том, что Война беспрекословно сворачивает по моим указаниям к строению на берегу, я вижу свидетельство его веры в меня.
Зара там, где я ее оставила, по-прежнему держит племянника на руках. Даже отсюда я вижу, что она ему что-то нашептывает.
Война замечает Зару – я чувствую это в тот же момент. Его тело у меня за спиной каменеет.
Всадник верхом на Деймосе пятится.
– Что это? – его голос звучит требовательно. Из него улетучилась вся обходительность и мягкость.
Я поворачиваюсь к нему, касаюсь его щеки рукой.
– Пожалуйста, – говорю я.
И чувствую, как у него на скуле перекатывается желвак.
Секунду мы молча смотрим друг на друга. Вопреки здравому смыслу я надеюсь, что того, что он ко мне испытывает, должно хватить, что он поможет. Но я в этом совсем не уверена.
Не дожидаясь, пока он что-то ответит, я спрыгиваю на землю и подбегаю к Заре. Война присоединяется к нам не сразу, но все же спрыгивает с коня и идет за мной. Я не была уверена, что он сделает даже это.
– Ты отрываешь меня от битвы, чтобы спасти одного из них? Это правда? – его голос звенит от гнева.
Я сажусь на корточки рядом с Зарой. Ее трясет от страха или от горя, а может, от того и другого. Малыш, ее племянник, побледнел еще больше, его веки немного подрагивают.
– Если ты ничего не сделаешь, он умрет.
– Ты сошла с ума, жена? – Война почти рычит. – Именно в этот момент! Из-за этого ты оторвала меня от сражения? – Его глаза горят яростью.
Впервые вижу, чтобы Война так бушевал. Даже убивая, он выглядел намного спокойнее. Мне приходит в голову, что он, возможно, впервые чувствует сожаление – прямо здесь и сейчас. И все из-за его человеческой жены.
Я делаю глубокий вдох, пытаясь не обращать внимания, что и меня начинает бить дрожь. Война пугает меня, даже когда контролирует свои эмоции. Но при виде его в гневе мне кажется, что все мое тело превратилось в желе.
Он подходит ближе.
– Разве тебе мало того, чем я уже пожертвовал ради тебя?
Несмотря на ужас, который я чувствую, выпрямляюсь во весь рост. Я же видела его другим. Нужно просто постараться его уговорить. Поэтому, вопреки своим инстинктам, я подхожу к нему.
Какой же он свирепый! Жестокость сейчас не только в его взгляде – она разлита по всему лицу, от сжатых челюстей до раздувающихся ноздрей. Но я подхожу, и он смотрит на меня так пристально, как будто никогда не встречал кого-то похожего на меня. И что, если он все же согласится меня выслушать?
Я беру Войну за руку.
– Чего ты хочешь от меня? – спрашиваю я.
В ответ – злая гримаса.
– Я не намерен заключать с тобой очередную сделку.
– Но речь не о сделках, – возражаю я. – Тогда, в шатре ты сказал, что тебе нужно что-то большее, чем просто мое тело. Ты все еще этого хочешь?
Верхняя губа Войны подергивается от раздражения и неудовольствия. Наверное, момент не самый подходящий, чтобы задавать такой вопрос. Мне кажется, сейчас ему хочется лишь одного – аннулировать наш недолгий фиктивный брак.
Я сжимаю руку, за которую все еще держусь.
– Вот как ты можешь получить все это, – ласково говорю я.
Уступчивость, доброта, альтруизм и милосердие – вот чем он может меня покорить.
– Я в любом случае получу от тебя то, что хочу.
– Не получишь, – стальным голосом отвечаю я.
Взгляд Всадника меняется.
– Ты ведь хочешь, чтобы я перестала тебя ненавидеть? – продолжаю я. – Хочешь, чтобы я полюбила тебя по-настоящему?
При слове «полюбила» Война выпрямляется, как будто я наконец заговорила на понятном языке.
– Вот этим ты можешь добиться моей любви, – говорю я. Неправильно, конечно, обещать Всаднику то, чего я не собираюсь ему дать. И он, наверное, это понимает, потому что смотрит на меня долго, испытующе.
Он читает в сердцах людей. Что он видит сейчас в моем?
Война отворачивается от меня, смотрит на ребенка. Морщится. Его взгляд возвращается ко мне, и он снова долго смотрит на меня, его верхняя губа все еще подергивается.
– Ради твоего доброго сердца, – роняет он с горечью.
Боже милостивый, неужели… получилось?
Отойдя от меня, Война направляется к Заре и ее племяннику. Когда он подходит к ним, Зара крепко прижимает ребенка к груди.
– Не надо, – умоляет она.
– Все в порядке, Зара. Правда, – говорю я. По крайней мере, я искренне на это надеюсь.
Всадник становится рядом с ней на колени, рассматривает рану. И вдруг разрывает на ребенке рубашку. Зара вздрагивает.
– Что ты делаешь? – возмущенно спрашивает она.
Не удостаивая ее вниманием, Война протягивает руку, держит ладонь прямо над раной. Я вижу его взгляд, яростный, мрачный. Проходит довольно много времени, прежде чем он прижимает руку к коже ребенка, и я вижу, как тело малыша вздрагивает.
Завороженная действиями Войны, я подхожу ближе.
Вторая рука Всадника ложится на древко стрелы.
– Держи его крепче, – говорит Война Заре, сжимая стрелу пальцами. – Я собираюсь извлечь ее, и ему это не понравится.
Кивнув, Зара еще крепче обнимает племянника. Одним ловким рывком Всадник вырывает стрелу из тела малыша. Очнувшись, мальчик заходится пронзительным плачем, и начинает биться в руках Зары. Он буквально борется за свою жизнь.
Ладонь Войны снова накрывает рану, несмотря на яростное сопротивление ребенка. Всадник надолго замирает, а мальчик продолжает биться и кричать, пытаясь оттолкнуть его руку, но в в конце концов проигрывает. Он уже не кричит, а всхлипывает все тише, и постепенно, измучившись, затихает.
По лицу Зары текут слезы, ее бьет дрожь. Все это для нее – страшная мука. Спустя некоторое время – нам оно кажется бесконечностью – Война убирает руку от раны.
– Дитя не полностью исцелено, – говорит Война, – но риска серьезных осложнений больше нет.
Он поднимает взгляд на Зару.
– Я уже дважды помог тебе. И ожидаю взамен преданности.
