Мои щеки начинают пылать при одном воспоминании: его губы между моими бедрами.
Поворачиваю к нему голову.
– Ты можешь хотя бы не говорить мне таких вещей?
Война крепче прижимает меня к себе.
– Переселись ко мне, Мириам.
– Нет. Если только ты не согласишься на еще одну сделку.
Всадник молчит.
– Ты ведь понимаешь, что я могу просто заставить тебя жить со мной?
Этим он мне и раньше угрожал.
– Ну, тогда заставь, – говорю я, уверенная, что он этого не сделает.
Ему, привыкшему действовать, должно быть странно вот так размениваться на пустые угрозы. До меня ему не приходилось этого делать.
– Ты станешь моей, жена. Все и всё становятся моими.
Это именно то, чего я боюсь.
Мы едем на юг, в пустыню. Здесь нет ничего, кроме высохшей земли до самого горизонта да барханов. Это по-своему красиво – особой суровой красотой.
Наконец Война останавливает коня.
– Где это мы? – спрашиваю я, соскочив с Деймоса и оглядываясь.
– Не знаю точно, – отвечает он, спешиваясь и щуря на солнце глаза с угольно-черной подводкой.
Я озираюсь.
– Значит, ты привез меня сюда без какой-то особой причины?
– О, причина есть, – отвечает Всадник, – но она никак не связана с тем, что нас окружает.
Я делаю несколько шагов в сторону, оглядываюсь.
– Что за причина?
– Хочу послушать, как ты звучишь, когда никто кроме меня тебя не слышит.
Глава 34
В том, что касается близости, Война дает больше, чем берет. А это очень много. Всего много. У него аппетит божества, и я едва могу за ним угнаться.
Голубятни приходится отрабатывать.
Я лежу рядом с ним на одеяле, вокруг разбросана наша одежда.
– Мне нравится, когда ты такая, – говорит он, проводя пальцем по моему голому животу.
Я смотрю на него.
– Еще бы тебе не нравилось.
– Не только поэтому, жена, – говорит он, тихо смеясь. – В такие моменты ты больше открываешься для меня.
В мозгу раздается тревожный сигнал.
– И это тебе нравится? – уточняю я.
– Конечно.
Я всматриваюсь в лицо Всадника.
– Почему?
Он тоже смотрит на меня. В его глазах блестят золотые искры.
Он не просто увлечен тобой, звенят у меня в ушах слова Зары.
Но Война не успевает ответить, потому что вдалеке появляется что-то движущееся. А на мне ни лоскутка. Отчаянно хватаюсь за одежду, пытаясь прикрыться.
– В чем дело? – резким голосом спрашивает Война. Его взгляд следует за моим.
Там человек, которого я своим испугом только что обрекла на смерть. Но Всадник, заметив его, успокаивается.
– Не волнуйся, жена. Это один из моих.
– Один из твоих?
Кого он имеет в виду – одного из своих солдат? Мне совсем не улыбается, чтобы кто-нибудь из них увидел меня голую.
– Воскрешенный мертвец, – объясняет Война.
Волоски на моих руках встают дыбом. Я почти забыла о его мерзкой способности поднимать мертвых. Я снова смотрю на фигуру вдалеке.
– А здесь ему что нужно?
– Мириам, моя нежить бродит повсюду, где я нахожусь или находился. Они патрулируют каждый клочок земли, которого я коснулся.
Уж это-то я поняла еще после встречи с его зомби в Ашдоде.
– И долго еще они будут патрулировать город?
– Всегда. Захватив территорию, я ее уже не отдаю.
Жуть какая. Везде, где побывал Война, остается его нежить – не спит, не умирает и всегда охотится.
На ходу заправляя за ухо прядь волос, я отодвигаюсь от Всадника, и он это замечает. Я все время забываю о его истинной природе.
– Ты много раз видела, как я убивал, Мириам, и все же это тебя беспокоит?
– Конечно, меня это беспокоит, – подтверждаю я. – Из-за этого мне страшно к тебе прикасаться.
Лицо Войны… В его глазах снова жестокость, но на миг – на краткий миг – я вижу в них боль. Абсурдно даже допускать, что стихия, сила природы, какой является Война, способна чувствовать боль. Но… может быть, я не единственная, кто чувствует себя уязвимым, если снять с него одежку.
– Но ты будешь прикасаться ко мне, – говорит он. – Будешь, если хочешь, чтобы ваши голубятни оставались нетронутыми – и, думаю, нет необходимости напоминать, как легко я могу отменить все послабления, которые ты выторговала для своего рода.
– Выторговала, – повторяю я.
Теперь уже я чувствую себя оскорбленной – оскорбленной, использованной и грязной. Неважно, что вся эта ситуация была моей идеей и что именно это я и делала – выторговывала и покупала для своих собратьев шанс выжить, – меня все равно обжигает обида, когда слышу, как говорит об этом Война. Как о холодной сделке.
Встаю в полный рост, совершенно голая, и мне наплевать, что видит Война.
– Рада, что мы оба понимаем, что это просто сделка, – я начинаю одеваться. – Не хотелось бы, чтобы у тебя создалось впечатление, будто я действительно хочу тебя.
– О, ты хочешь меня, – самодовольно произносит Всадник.
Я натягиваю штаны.
– Пошел ты в…
– Не сейчас, только когда ты полностью сдашься.
Хватит, хватит! С меня хватит. Одевшись, я бреду прочь.
– Ты поедешь обратно со мной, – распоряжается Война.
Показываю ему средний палец.
Пройдя метров двадцать, краем глаза я замечаю движение. Оборачиваюсь и вижу, что в мою сторону бежит зомби. Закричать я не успеваю, но, не стану врать, немного подпускаю в трусы при виде бегущей ко мне твари.
Война стоит на покрывале и, натягивая штаны, наблюдает за нами.
– Ты что творишь? – кричу я Войне, не в силах оторвать глаз от зомби.
Мертвец несется ко мне. И я бросаюсь бежать. Успеваю пробежать с полкилометра, прежде чем тварь меня настигает. Мы падаем и начинаем кататься по занесенной песком земле.
Боже мой, ну и вонь! Мои ноздри будто кто-то насилует. Меня вот-вот вырвет. А когда, наконец, удается рассмотреть это страшилище, у меня вырывается дикий вопль. Он не из недавно умерших, вроде тех, с кем я сражалась в предыдущем городе. Кожа зеленовато-серая, она гниет, отваливаясь кусками и обнажая полуразложившиеся внутренности.
Зомби тащит меня, пытается поднять на ноги. К нам подъезжает Всадник верхом на Деймосе. Останавливается рядом, протягивает руку.
