– Готова? – спрашивает Всадник.
Мне хочется сказать: нет. Я еще не опомнилась от обрушившегося на меня знания. Меньше всего я хочу сейчас помогать Всаднику, убивая людей.
Но потом я вспоминаю его солдат, которые во время набегов насилуют женщин и совершают другие злодеяния. Кому-то нужно держать их в узде – что бы ни говорил Война, будь он проклят!
Я киваю Всаднику, и мы вместе выходим из шатра.
На этот раз тряска в седле рядом с Войной не кажется приятной и уж тем более умиротворяющей. Всадник держит меня крепко, но я чувствую, что он отстранен. У меня ужасное подозрение, что сейчас он мысленно находится в другом месте и убивает людей.
Город появляется постепенно – сначала несколько ветхих построек, затем больше и больше крепких зданий, и вот мы в городе. Порт-Саид лежит на берегу Средиземного моря, каждый квадратный метр суши плотно застроен. В такой ранний час в городе очень тихо. Ужасно тихо.
У меня сжимается сердце. Лишь теперь я начинаю понимать, что это такое – быть на передовой в армии Войны. Я видела сражение, только когда оно уже вовсю бушевало, но ни разу не была свидетельницей того, как оно вспыхивает. И теперь у меня перед глазами возникают видения – Война врывается в дома и убивает людей прямо в постелях.
– Мне нужно сойти, – шепчу я.
Но Война – что бы вы думали? – крепче прижимает меня к себе.
– Мне нужно сойти! – повторяю я громче.
Всадник будто не слышит меня, но, когда я начинаю брыкаться, его хватка усиливается. С таким же успехом можно вырываться из стальных тисков.
Война щелкает языком, и Деймос переходит на галоп – мы мчимся вперед. Мои волосы развеваются, а висящий на бедре кинжал хлопает по ноге.
– Что ты делаешь?.. – Еще не договорив, я вижу, как из темноты выступают две фигуры с оружием в руках и смотрят прямо на нас. Чтобы понять, кто это, в таком мраке требуется чуть больше времени.
Это египетские военные. Один из них достает стрелу, целится в нас из лука.
– Стойте и назовите себя! – приказывает он.
Второй солдат тоже поднимает лук. Война тянется за спину, и я слышу зловещий звук, с которым он выхватывает из ножен меч.
– Не надо, – говорю я, глядя на мужчин, которые начинают кричать. – Пожалуйста, не делай этого.
Он игнорирует меня. В следующее мгновение перед моим лицом пролетает стрела, так близко, что я слышу ее свист. Война продолжает скакать вперед, направляется прямо к египтянам. Он отклоняется в седле, в его руке громадный меч. Еще одна стрела, просвистев мимо меня, попадает Всаднику в грудь. Я втягиваю воздух сквозь сжатые зубы.
А потом Война бросается на солдата и, взмахнув мечом, рассекает тело таким движением, будто отгоняет муху. Я сдерживаю крик, хотя чувствую капли крови на лице.
Другой египетский солдат, развернувшись, бежит, крича во всю силу легких:
– Всадник здесь! Война здесь!
Я снова начинаю вырываться из хватки Войны, пытаюсь освободиться.
– Прекрати, Мириам, – приказывает он. – Если я отпущу тебя сейчас, на тебя нападут мирные жители или мои всадники, если не узнают тебя.
В чем-то он прав. Для тех, кто на передовой, в составе вторгающейся в город армии, единственный, кого ни в коем случае нельзя убить – это сам Всадник. Остальные – честная добыча.
Война обрушивается на второго египтянина, отрубает ему голову. Он не собирается останавливаться. Он никогда не остановится. Я начинаю бороться с ним всерьез, не обращая внимания на то, что крики разносятся по городу и в нашу сторону бегут люди в военной форме.
– Мириам.
– Пусти меня.
Он упорно не хочет уступать. Особенно сейчас, когда из домов начинают выбегать люди, а египетская воинская часть мобилизуется.
– Черт побери, Мириам, – он вкладывает меч в ножны. – Я не смогу защитить тебя, если ты будешь сражаться со мной.
Я резко поворачиваюсь к нему.
– Ты вообще не сумеешь защитить меня сейчас.
Словно в подтверждение моих слов мимо пролетает еще одна стрела.
Глаза Войны открываются шире – он понимает, вероятно впервые, что и я могу быть права.
– Не можешь ты получить и меня, и свою драгоценную битву, – подвожу я черту.
Война сжимает зубы, в его взгляде ярость. Позади нас раздается потусторонний вой. Я бросаю взгляд через плечо и вижу, как всадники Фобоса врываются в город и проносятся по улицам, крича и завывая, как звери.
Проследив за моим взглядом, Всадник оглядывается, и я пользуюсь моментом, чтобы оттолкнуть его. Соскальзываю с Деймоса и, бросившись прочь, скрываюсь в темноте.
– Жена! – кричит он мне вслед.
Не оглядываюсь, но слышу лязг стрел, а затем знакомый звук – Война снова обнажает свой меч.
– Мириам!
Теперь уже из всех домов выскакивают люди, повсюду слышны крики. Грохочут копыта – всадники Фобоса скачут по улице, их вой и улюлюканье становятся почти оглушительными, а мне приходится пригнуться, чтобы в меня не попал солдат, замахнувшийся топором.
– Мириам! – снова раздается голос Войны, но я не решаюсь оторвать взгляд от сражения, чтобы взглянуть на него.
Еще один Фобос, заметив меня, отделяется от отряда с явным намерением начать на меня охоту. Я быстро хватаю стрелу, спускаю тетиву. Промахиваюсь, но попадаю в его лошадь. Она пятится назад, а всадник падает. Руки так и чешутся схватить еще одну стрелу и прикончить Фобоса…
Ты облегчаешь мне работу.
Я чертыхаюсь вполголоса и убегаю.
Глава 37
Найти голубятни.
Если доберусь до них, то, возможно, сумею хоть чем-то помочь.
В небе летят десятки зажженных стрел. Я никогда не думала, что города вроде Иерусалима или этого могут сгореть. На первый взгляд в них нет никаких особо горючих материалов. Но сейчас, когда город вокруг меня охвачен пламенем, я замечаю брезентовые тенты и белье на веревках, занавески и кусты, деревянные тележки и прилавки – и множество других вещей, которым ничего не стоит загореться. Что и происходит, пока я бегу.
Пытаясь скрыться, люди наводняют улицы. Плачут дети, плачут взрослые мужчины и женщины, семьи бегут, и во всем этом ни проблеска надежды.
Я едва не пропускаю голубятни. Шума от птиц немного, а стоящий на улице гвалт заглушает любые звуки. Врываюсь внутрь, едва не получаю по голове топором от человека средних лет. В последний момент мне удается увернуться.
– Я не желаю вам зла! – кричу я.
Мужчина крепче сжимает оружие.
– Что-то не верится.
У меня и в мыслях не было, что я выгляжу, как враг.
