– Если серьезно, Мириам, поправляйся. И еще один дружеский совет насчет отношений: если тебе действительно нравится этот парень, постарайся больше не покушаться на его жизнь.
Я не видела Войну до позднего вечера. Он входит в шатер и выглядит так же, как и всегда. Мое сердце бьется быстрее. Я до сих пор не привыкла к нему.
Он тут же находит меня взглядом.
– Жена.
Его глаза горят.
– Не могу выразить, что происходит со мной, когда я вижу тебя в нашем шатре. Жизнь без тебя сводила меня с ума.
Я откладываю стрелу, которую почти закончила. Война подходит совсем близко, обхватывает мое лицо ладонями и прижимается губами к моим губам. Он целует меня со своей обычной свирепостью, и я таю в его объятиях.
Его руки скользят по моему телу, и да, да, да… я хотела чувствовать его рядом с собой каждый день с тех пор, как мы расстались. Даже когда пылала от гнева.
Мои руки тянутся к его рубахе, пытаются ее снять. Его руки скользят под моим подолом, большие пальцы касаются нижней части моей груди. Все происходит именно так, как я и надеялась, как вдруг он останавливается, убирает руки, и мне хочется заорать.
– Ты больна, – он произносит это так, словно только что вспомнил.
Однако он не говорит, что снова нашел мне врача. Готова поспорить на зачитанный любовный романчик, врача просто невозможно найти, по крайней мере, здесь, в лагере.
Я качаю головой, хотя меня действительно немного тошнит. Но с каждым его прикосновением желание побеждает дурноту.
– Если ты не окажешься во мне в ближайшие пять минут, я снова буду угрожать тебе мечом, – говорю ему.
Жестокие глаза Войны радостно щурятся, и он снова меня целует, хоть и нерешительно.
– Есть кое-что, что тебе следует знать, жена, – говорит он, отстраняясь. – За всю мою жизнь был только один вид любви…
У меня перехватывает дыхание от этого слова.
– …который я знал, – продолжает он. – И это тоска. Это все, что можно найти на поле битвы. Тоска настолько глубокая, что никогда не проходит. Любовь – это надежда, которая несет мужчину через темные ночи, но не более того.
Я хмурюсь.
– Почему ты говоришь мне это?
– Это то, что я чувствовал, когда мы были в разлуке. Тоску. Для меня это так же знакомо, как взмах меча, – говорит он. – Я ненавидел свою пустую постель и одинокий шатер, но это то, что я всегда знал. Быть с тобой – нечто новое, я хочу этого, но не понимаю.
Я думаю, что это извинение и объяснение того, почему он держался на расстоянии, хотя я и не уверена. От его слов у меня неприятно сжимается в животе, и я начинаю учащенно дышать.
– Любовь – это больше, чем желание, – тихо говорю я.
Намного больше.
Его рука обнимает меня.
– Я не человек слова, жена. Я человек действия.
Я жду, пока он продолжит, все еще не понимая, к чему он клонит.
– Если хочешь, чтобы я тебе поверил – покажи мне.
Ох.
Вот черт. Как мне показать Войне, что такое любовь, если я даже не знаю, что сама чувствую к нему? Но потом я вспоминаю, что спровоцировало весь этот обмен откровениями – я хотела залезть к нему в штаны, несмотря на то что была больна. Я достаточно хорошо себя чувствую, чтобы заняться сексом, и если он хочет, чтобы я показала ему любовь… Я могу попробовать. Что угодно во имя примирительного секса.
Я, волнуясь, беру его за руку и веду к постели. Снаружи я слышу шипение и треск факелов, вдалеке кто-то смеется. Но все это кажется таким далеким… Беру Войну за плечи и толкаю его на постель. Он смотрит на меня и подчиняется, позволяет проявлять инициативу.
Взбираюсь на него, чтобы оседлать. Наклоняюсь, смотрю ему в глаза и вспоминаю все хорошее, что он когда-либо делал – от спасения племянника Зары до того, как однажды не стал поднимать мертвых. Я помню каждый раз, когда он спасал мне жизнь, и как сегодня пришел за мной, когда я была так беспомощна.
Я смотрю в эти жестокие глаза и наконец вижу, как они тают. Провожу руками по его лицу, большими пальцами – вокруг глаз, обведенных черным, и краска размазывается. Наклонившись, целую его – сначала нежно, а затем сильнее и глубже.
Не знаю, правильно ли я делаю. Не представляю, как показать Всаднику любовь, если любовь – это не только секс. Но это лучшее, но что я сейчас способна.
Когда я двигаюсь на нем, чувствую твердость его тела, и каждый изгиб по-прежнему нов и чудесен для меня. В моем животе кружатся бабочки, и это до смерти меня пугает.
Я снова возвращаюсь к Войне. Он смотрит на меня с восторгом. Снимаю рубашку, затем бюстгальтер, наклоняюсь, оставляю дорожку поцелуев на его голом торсе.
– Снимай остальное, – шепчу я ему.
Он повинуется без промедления. От того, что я делаю, его глаза вспыхивают ярче. Он переворачивается вместе со мной и стягивает с нас оставшуюся одежду, и вновь набрасывается на меня.
Рука Всадника скользит между моими ногами, и он касается меня, пока я не начинаю стонать и царапать его ладонь, а он снова и снова шепчет: «Жена».
Это безопасная территория – мы делали это десятки раз. Это не любовь, а всего лишь простое и понятное желание. И хотя я должна проявлять любовь к Войне, это намного более удобно и привычно.
Он наклоняется ко мне, его глаза смотрят пристально, и я прикасаюсь к его щеке, даже когда его пальцы проникают в меня и выходят обратно. Война тяжело дышит, его член тверд и готов. Он смотрит на меня так, словно собирается спросить: что дальше?
Я раздвигаю ноги, смысл этого движения очевиден.
– Не отворачивайся, – говорю, глядя на него. Это может быть ключом к нашей игре «покажи любовь».
Война не отводит взгляда. Ни тогда, когда сжимает мои бедра, и его пальцы скользят по моей коже, ни когда подводит головку члена к моему входу. Его глаза смотрят на меня, когда он проникает в меня с такой силой, что я задыхаюсь.
Мы часто смотрели друг на друга, когда занимались сексом, но сегодня это особенно возбуждает. Может быть, мы оба соскучились друг по другу, но от одного его вида и ощущения у меня перехватывает дыхание. Сердце бешено стучит в груди, и я уверена, что дело в том, чтó между нами.
Я легко могу представить, как это – любить Войну. Провести остаток жизни в этих объятиях.
Его член проникает в меня, огромный, и я чувствую каждое его движение. Он осторожно выходит.
– Моя жена, ты – все, чего я когда-либо хотел, но не знал этого, – говорит он, возвращаясь ко мне.
Опять этот головокружительный трепет. Опять это беспокойство по поводу моих безудержных эмоций. Война наклоняется ко мне и целует, и все в нем нежно и так не похоже на того агрессивного Всадника, которого я знаю.
