И вот, теперь Война был готов полностью прекратить кровопролитие и разрушения. На это я даже не осмеливалась надеяться и совершенно не понимаю, почему сейчас мне страшно, но от этого липкого чувства все в душе переворачивается.
– Почему ты это делаешь? – спрашиваю я.
Всадник улыбается.
– Вечно ты сомневаешься в моих мотивах. Я-то думал, что ты обрадуешься.
– Но что будет с тобой?
У меня не поворачивается язык спросить: что сделает с тобой Бог? Но думаю я именно об этом. Всадник отказывается от своей миссии. Естественно, у этого шага будут последствия.
Война касается моего подбородка, поднимает мою голову.
– Ты, правда, тревожишься за меня?
У меня начинает предательски дрожать нижняя губа.
– Конечно. Я не хочу, чтобы ты… умер, – у меня срывается голос.
Знаю, он говорил, что не может умереть, но я видела достаточно других невероятных вещей – живых мертвецов, исцеление раненых, способность говорить на мертвых языках. «Невозможно» уже не означает того, что раньше.
Всадник проводит пальцем по моим губам.
– А кто сказал, что я умру?
– Скажи, что этого не будет, – почти в отчаянии требую я.
– Мой брат не погиб.
Я замираю.
– Хочешь сказать, что Мор до сих пор жив?
Война кивает.
– Хочешь знать, что с ним случилось? – спрашивает он. – Что там, на самом деле, произошло?
– Да, как его остановили? – уточняю я.
– Его остановила не сила, а любовь.
Я перестаю дышать.
– Мой брат влюбился в смертную женщину и отказался от божественной миссии ради того, чтобы быть с ней.
И то же самое собирается сделать и мой Всадник.
Я стараюсь говорить спокойно:
– И что с ним произошло?
И что будет с тобой?
– Живет со своей женой, и дети у них есть, – говорит Война.
Я чувствую, что снова могу нормально дышать.
– Так они живы? И счастливы?
– Да, насколько мне известно, – отвечает Война.
Я чувствую облегчение. Значит, Война не умрет, как и Мор. Он может перестать воевать, и мы будем жить с ним вместе. И проживем обычную, счастливую и, надеюсь, долгую жизнь.
Я снова всматриваюсь в лицо Войны.
– А ты не боишься бросить свое дело?
Война колеблется.
– Все не так просто.
Мои страхи возвращаются словно по мановению волшебной палочки.
Видимо, он это замечает, потому что говорит:
– Мириам, ты веришь, что я смогу очиститься?
– О чем ты? Ты спрашиваешь, можно ли искупить все то, что ты сделал?
Война резко кивает.
Он совершил множество чудовищных злодеяний. С того самого дня, как появился, он нес с собой смерть. Но то, что он сделал – это другой вопрос, не тот, который он задал.
– Я вижу, что ты раскаиваешься, а значит, уже очищаешься, – говорю я. – А значит, я думаю, что это возможно.
Всадник мягко смотрит на меня.
– Тогда каждый мужчина, женщина и ребенок на Земле так же способны очиститься и искупить содеянное, как и я. И если они хотят искупления, то кто я такой, чтобы убивать их до истинного Судного дня?
Я в растерянности качаю головой.
– Значит, ты перестанешь убивать?
Он еле заметно кивает.
– Значит, я перестану убивать.
Не помню, как мы засыпаем, сплетясь в объятиях, но из сна меня вырывает призрачный голос.
Сдавайся.
Это слово, шелестящее, как шепот, нежно ласкает кожу. Задыхаясь, рывком сажусь в постели. Воспоминание об этом слове будто эхом разносится по шатру.
Сдавайся, сдавайся, сдавайся.
Я дотрагиваюсь до своего шрама. Эта рана и слово, напоминающее о ней, неразрывно связали меня и Войну. Он был уверен, что я сдамся. Подтверждение этого было вырезано на моем теле.
И тут меня, будто удар молнии, поражает понимание: этот призыв не для меня.
И никогда не был обращен ко мне. В конце концов, я ведь не умею читать по-ангельски. Это сообщение для того, кто умеет.
Для Войны.
Глава 55
Утром я просыпаюсь от прикосновения рук Войны.
– М-м, что ты делаешь? – сонно ворчу я, потягиваясь.
Волосы Всадника щекочут мою обнаженную кожу, он целует меня в живот.
– Меня никогда не перестанет восхищать то, что ты носишь моего ребенка, – говорит он.
Разлепив глаза и сонно моргая, я протягиваю руку и пропускаю сквозь пальцы его растрепанные темные волосы.
– Ты уже знаешь, кто это? – спрашиваю я.
Ну, то есть, он же знает кучу всего… может быть, ему уже известен и пол ребенка. Война рисует круги на моем животе, на лице его нежность. Он слегка улыбается.
– Думаю, человек. Или достаточно близко к этому.
Смеясь, я толкаю его, хотя не совсем уверена, что он шутит.
– Ты знаешь, какого пола ребенок?
Он смотрит на меня с любовью.
– Даже у моих знаний есть предел. Мы узнаем вместе.
Притянув Войну к себе, целую его в губы.
– Обменять смерть на жизнь, – произношу я чуть позже. – Знаешь, а тебе это к лицу.
Он берет мое лицо в ладони.
– Я не знал, что способен чувствовать такое, жена. Счастье – это новое ощущение…
Полог шатра распахивается, и, не спросив разрешения, входит всадник Фобоса. Поспешно натянув простыню, я прикрываю грудь. Я привыкла спать, как и Война, обнаженной. И вообще, хотите – стреляйте в меня, но одежда стала мне слишком тесной.
Война садится, совершенно не заботясь о собственной наготе.
– Убирайся вон.
Голос его звучит так же, как и раньше. Полный уверенности и сдерживаемой ярости. Фобос, крупный лысеющий мужчина с густой бородой, не очень твердо держится на ногах. Он быстро кланяется и начинает говорить.
– Простите, но жители Каримы собираются устроить нам засаду. Если мы хотим их остановить, нужно уходить немедленно.
Я встревоженно смотрю на Войну. Вчера Всадник собирался сложить оружие, но что он станет делать, если люди нападут? Выполнит обещанное или передумает? Война встает, совершенно голый и совершенно безразличный к этому, и идет через весь шатер, чтобы взять одежду.
