Темная сила их души вкушала и превращала в подобных себе.
Будто таилась, ждала и искала, кто вновь окажется в жарком огне.
Чтобы изгнать эту силу из мира, демонов всех изничтожить вконец,
Землю спасти от страданий и злобы, был приготовлен кровавый венец.
О, наше пламя пусть тьму успокоит и пусть очистит тяжелый позор.
В царствие грез путь обратный построит, и навсегда потеряет свой взор.
О! Как же долго они ошибалась, как одурманены были порой.
Волки в отчаянье выли, бросались, дев зазывая тех песней чужой.
Лес теперь кровью пропитан повсюду, словно пытаясь восстать ото сна,
Тьма скоро явится мирному люду, и, наконец, возродится она.
Одновременно со словами, разносившимися по комнате, на бумаге под чудовищным изображением волка медленно начали проступать чернила. Словно произнося их вслух, старик неспешно выводил буквы на странице.
Оцепенев на месте, Мейсон наблюдал за появлением зловещих строк. Его зубы неконтролируемо стучали, зрение затуманилось, холод пробирал до костей, сердце бешено колотилось, а в груди поселилась боль. Свет в комнате беспорядочно мерцал, тени танцевали по полу, казалось, они жили собственной жизнью. Мейсон отшвырнул папку, как будто та в огне, и ощутил отчетливый гул у своего бедра. Его рука непроизвольно потянулась в карман, ощупывая каждую из трех гладких граней предмета.
С ним был камень сновидений.
Глава 7
ПОСЛЕ удивительной находки камня в своем кармане Мейсон сунул ксерокопии документов в рюкзак и, обливаясь холодным потом, покинул библиотеку. Он был потрясен. Настолько, что ему потребовалось больше недели, чтобы собраться с духом и попытаться разыскать старика. Старательно вытесняя этот инцидент из своей головы, он погрузился в повседневные дела: помогал Аннабель по хозяйству, экспериментировал с новыми рецептами, посещал кафе и побывал на местной пивоварне. Долгое время он игнорировал звонки и электронные письма от друзей и семьи из Ванкувера, но наконец взял себя в руки и смог ответить не просто парой фраз, а достаточно содержательным сообщением. На удивление, они проявили больше понимания, чем он ожидал.
«Отдыхай столько, сколько потребуется», – сказали ему. Тем не менее он становился все более раздражительным и обнаружил, что начал подолгу гулять, неизбежно возвращаясь в одно и то же место: на границу с лесом. Ему не терпелось выяснить, что произошло с ним в библиотеке.
«Приходи, как наберешься смелости найти дорогу» — так сказал старик.
Мейсон уже и сам не знал, говорило в нем мужество или отчаяние, но был готов рискнуть. В поисках объяснения произошедшего он воскресил в памяти все прослушанные им в университете лекции по психологии и семинары по психическому здоровью. Жуткий голос старика мог оказаться просто игрой воображения; восприятие – штука забавная, человек, испытывающий тревожность или страдающий от недостатка сна, зачастую мог воспринимать окружающее в искаженном виде. Что, впрочем, не объясняло слова, сами собой появляющиеся на бумаге.
Нет, ему не привиделось. В той комнате с ним что-то произошло, и он не желал принимать самое простое, но малодостоверное объяснение. Ему нужна была правда.
Исчерпав собственные доводы, Мейсон отважился углубиться в лес. Он достал из кармана камень сновидений и уставился на него, гадая, не материализуется ли старик волшебным образом у него за спиной. Конечно, ничего подобного не произошло. Повертев вещицу в руке, он наклонил ладонь так, чтобы камень поймал солнечный свет, и наблюдал, как переливы пурпурного, зеленого и золотого заиграли на гладкой поверхности. Не в силах оторвать глаз, Мейсон бродил как загипнотизированный, пока полностью не утратил чувство ориентации и не споткнулся. Камень вылетел из руки и приземлился в нескольких футах от него.
Мейсон вскочил на ноги и заметил фиолетовое мерцание в том месте, куда угодил камень. Он поднял его с земли и большим пальцем стер с него грязь. Каменный клык тихо гудел. Мейсон покрутился на месте, пытаясь уловить, в каком направлении звук усилится. И, едва почувствовав, как камень запел, двинулся в эту сторону.
Он шел вверх по склону, переступая через покрытые мхом корни деревьев, торчащие из земли и стелящиеся по ней, как застывшие змеи. Шли минуты, и Мейсону начало казаться, что он окончательно рехнулся, раз следует за каким-то камнем, пока не заметил, что шагает по тропинке, петляющей среди дубов. Над ним возвышались кряжистые ветви, изгибаясь внутрь и образуя над головой внушительное сооружение, напоминающее ворота. Устрашающе корявые, лишенные листьев и старые, длинные, сучковатые ветви переплетались друг с другом, почти заслоняя собой небо.
Впереди показалась маленькая круглая хижина, которая выглядела, словно ее наполовину поглотила огромная древняя секвойя. Задняя стена и крыша домика срослись с массивным стволом дерева. Дверь завалило листьями и сосновыми иглами, наводя на мысли о птичьем гнезде. Вид дерева, колоссального как в высоту, так и в обхвате, заставлял Мейсона вытягивать шею и всматриваться в небо в безуспешной попытке разглядеть его вершину. Оно напоминало туннель, ведущий прямиком к солнцу, основанием которому служило что-то вроде птичьего убежища.
Стоило Мейсону добраться наконец до секвойи, как дверь хижины распахнулась и в темном дверном проеме появился старик с рынка. Не вымолвив ни слова приветствия, он повернулся и шагнул обратно в темноту жилища, словно ожидая, что Мейсон последует за ним. Дверной проем оказался слишком мал для взрослого человека. Присев на корточки, Мейсон двинулся за ним в его крохотный мирок.
Единственная комната занимала все дупло секвойи. С одной из сторон в стволе была проделана дыра, как будто кто-то прорубил ее топором. Размером со среднюю тыкву, проем выглядел достаточно большим, чтобы служить окном. Не считая лучей, падающих через это отверстие и солнечного света, пробивавшегося сквозь щели, в комнате было темно. Над головой из стен, как птичьи насесты, торчали оленьи рога и рукояти ножей. Как они туда попали, оставалось загадкой. От их концов через все пространство комнаты протянулись тонкие белые нити с нанизанными на них разноцветными стекляшками и сверкающими рождественскими украшениями.
Старик деловито сновал по хижине, с неожиданной легкостью ориентируясь в полумраке: он не двигался на ощупь и не спотыкался. Фонарь, зажженный им в основном для Мейсона, осветил впечатляющую коллекцию блестящих безделушек. Посреди беспорядка стоял маленький столик с колодой карт и несколькими восковыми свечами.
– Садись, – приказал старик, скользнув ближе. Его глаза пугали: бледные, как небо, затянутое облаками, с голубыми искорками, танцующими вокруг радужки.
– Ты интересуешься Черной Лощиной, – произнес он.
– Как ты…
– Ты кое-кого ищешь.
– Кое-кого?..
Внимание Мейсона привлек звук хлопающих у окна крыльев. Оглянувшись, он увидел большого ворона, сидящего на зазубренном крае окна. Птица склонила голову набок и прищурила глаза, похожие на бусинки из обсидиана, изучая гостя. Мейсон поежился и повернулся к старику, однако человек, сидящий перед ним, внезапно изменился. Атмосфера смерти, витающая вокруг него, исчезла. Как будто к нему вернулась жизненная сила юности, и теперь он уже не выглядел дряхлым старцем: плечи расправились, взгляд, мгновение назад призрачно-бледный, теперь стал пронзительным, а сами глаза – угольно-черными. Когда-то седые, редкие волосы сейчас были под стать цвету глаз, новообретенные пряди сияли сапфирово-синим и обсидиановым, как оперение его крылатого друга. Тщедушная фигура мужчины стала заметно плотнее благодаря появившимся мышцам, грациозно перекатывающимся, когда он вытянул руки и глубоко вдохнул.
