Эллен выдернула из машинки лист бумаги и быстро заправила новый, пока Хоффман продолжал говорить.
— Огонь быстро распространился по гардеробу. Я кричал и стучал в дверцу. Отец был слишком пьян, чтобы слышать хоть что-то, а мать не смогла найти ключ. Но она побежала в дровяной сарай, схватила топор, сломала дверцу гардероба и выпустила меня. Ей удалось потушить огонь. Моя тюрьма была теперь разрушена, и запирать меня там стало невозможно. Тогда у отца родилась идея. Избив меня самым страшным способом, он утащил меня в лес, в бывший металлургический цех. Там была старая доменная печь с железной дверцей внизу. Он бросил меня внутрь, захлопнул дверцу и закрыл на задвижку. А потом ушел.
Эллен тяжело вздохнула. Хоффман положил в рот картошки с соусом, отхлебнул вина и продолжил, не прекращая жевать:
— Обыкновением отца было напиваться, мучиться от похмелья на следующий день, а затем несколько дней оставаться трезвым, пока он снова не напивался. Но раз в год отец отходил от этого графика и пил не переставая две недели, до тех пор, пока та капля человечности, что в нем еще оставалась, не исчезала полностью. Речь его превращалась в звериный вой, он делал в штаны, как маленький ребенок, блевал на пол, а когда пытался подняться, падал снова и валялся в собственной скверне. Это время отец обычно проводил со своим дружком, не пытавшимся прекратить это свинство, а, наоборот, приносившим новые бутылки и участвовавшим в непотребствах. Приходил ли водке конец, несмотря ни на что, или они оказывались не в состоянии больше пить, — не знаю. Но после двух недель всегда наступал конец.
Он сделал паузу, дожевал пищу и откашлялся.
— Как я уже сказал, эти двухнедельные запои происходили раз в год. К несчастью, очередной пришелся как раз на то время, когда отец запер меня в печи. Вместо того чтобы пойти домой, он отправился к своему дружку, у которого всегда было полно водки. Там-то он и остался. Когда не пришел на ужин, мать поняла, где он и что с ним. К этому она привыкла. Но когда и я не пришел домой, она забеспокоилась. Отец ей, конечно, ничего не рассказал — он уже давно прошел ту стадию, когда общался с окружающими. Говорят, меня искали три дня.
Хоффман замолчал. Эллен слышала лишь скрип вилки о тарелку и громкое бульканье, когда он пил.
— Меня нашла охотничья собака. Сойдя со следа, она бегала по территории заброшенного заводика и лаяла как безумная возле доменной печи. Хозяин собаки услышал звуки оттуда, открыл дверцу и вытащил меня. Отец отпил свои две недели, а когда протрезвел, не смог вспомнить, что сделал.
Мои воспоминания о тех трех днях тоже не особо ясные. Не помню чувства, которые я пережил. Потому что не стало никакого «меня», способного что-то чувствовать. Ведь «я» должно иметь что-то, с чем оно себя соотносит. Пространство, обстоятельства, время, за которым можно следить… После первых часов крика и бессмысленного стука по железу и камню сознание мое опустело. Оно плавало внутри темной печи, как зародыш в утробе. Но если утроба матери — это теплый и надежный рай, моя тюрьма была холодным адом. Да, те три дня я был в аду. Но это для людей снаружи прошло три дня. В печи времени не было.
Хоффман замолчал. Эллен обернулась к нему. Отодвинув тарелку, он смотрел в окно.
— А потом? — спросила девушка, едва дыша и держа пальцы наготове.
Хоффман помолчал еще несколько секунд.
— Мне кажется, на сегодня достаточно, — решил он наконец и промокнул рот салфеткой. — Можно посмотреть, что ты напечатала?
— У меня одна опечатка в начале, — извиняясь, сказала Эллен и протянула ему листки.
Хоффман надел очки, достав их из нагрудного кармана, и зафиксировал за ушами. Очки были малы для его широкой головы, тонкие металлические дужки сидели криво и впивались в кожу.
Просмотрев страницы, он довольно ухмыльнулся:
— Годится. Настоящая секретарша… Ну и повезло же мне! Приходи завтра пораньше, часа в три. Поднос принесет фру Ланге, когда мы закончим. Мне кажется, диктовка пойдет лучше без еды во рту.
Эллен взяла пальто. Его слова ее тронули.
* * *
Туман стал плотнее. Он смешивался с сумерками и делал все вокруг тихим и призрачным. Эллен прошла по мокрому газону и по тропинке между скалами — к домикам персонала.
Встреча с Хоффманом напомнила ей об огромной лошади, жившей на крестьянском дворе по соседству с их домом, когда она была маленькой. Лошадь считалась злобной — и именно поэтому интересовала Эллен больше, чем коровы, куры или милые котята. В детстве она много размышляла над смыслом слова «злоба», как в отношении других, так и себя, когда ее саму обвиняли в этом; а еще потому, что вид той лошади был идеальной иллюстрацией злобы — черная, с тяжелыми копытами, острыми зубами, необузданная и непослушная; она вызывала в девочке восхищение, смешанное со страхом, и притягивала как магнит.
Однажды Эллен незамеченной пробралась в стойло и дала лошади кусочки сахара, которым запаслась дома. Стоя рядом с большим животным, она почувствовала возбуждение, а потом — опьяняющий триумф, когда лошадь опустила голову и слизнула сахар с ее ладони, аккуратно и нежно.
«Видите? — подумала Эллен. — Меня она не кусает!»
25
Эллен уже перестала беспокоиться о погоде — какая будет, такая и будет. А погода менялась от часа к часу, и даже чаще. Когда на следующий день девушка выглянула в кухонное окно, было серо и дождливо. Но это ничего не значило — потому что часом позже, когда она вышла на улицу, с ясного неба светило солнце, блестя лучами на мокрых скалах. Идя по тропинке, Эллен щурилась от яркого света; даже на подветренной стороне она все равно чувствовала солнечное тепло.
Но не успела дойти до столовой, как снова пошел дождь — и это при ясном-то небе! Дождь и солнечный свет сплетались в легкие занавеси, появлявшиеся словно из воздуха. Эллен вспомнила, каким ей в первый раз показался остров из моторки Артура, в тот день, который, казалось, был целую вечность тому назад. Как он вынырнул из ниоткуда, материализовался из тумана, будто сделанный из воздуха и света. Мираж… Сейчас она была внутри этого миража, стала его частицей.
Через дождевые струи Эллен видела, как двойняшки лазают по развороченной крыше старой кузницы. Им нравились такие опасные игры. Пару дней назад она сидела на причале у лодочного ангара, высматривая моторку Артура. Услыхала звуки внизу и увидела, как мальчишки лезут вверх по неровным камням стенки причала. Вдруг один из них сорвался и упал в воду на глубине. Под водой волосы его колыхались, словно медуза цианея. Эллен закричала. Охранники, сидевшие на скамье, поднялись и посмотрели с края пристани, держа руки в карманах. К ее удивлению, никто из них не сделал ни малейшей попытки спасти мальчишку. Вскоре тот уже вынырнул на поверхность, ухитрился вскарабкаться по стенке и усесться рядом с братом.
Казалось, все хотели двойняшкам смерти. Но, как говорила Сабина, нечистый дух дал им больше жизней, чем паре котов. Как их звали? Эллен не могла припомнить, чтобы кто-то называл их по имени.
