Дождь прошел, выглянуло солнце, и стены ущелья, покрытые зеленой лозоподобной растительностью и увенчанные корявыми пагодниками, ярко блестели в его лучах.
Отряд Финча наверняка обогнал Эразмуса с его змеями, а Эразмус вполне мог быть единственным человеком на сотню квадратных миль окрест, если не считать самих исследователей и горстки бродячих партизан. Исследователи остались наедине с этой землей. С землей, с водой, с воздухом.
Лагерь рядом с местом, где безымянный ручей впадает в Рейн. Тихая заводь. Кек ловит иглоперок и голубых мэдди.
Постскриптум. Рыбы он наловил прорву, так что у нас сегодня будет вкусный ужин, хотя Диггс и изображает из себя мученика, чистя ее. Потроха возвращаются в реку – ниже по течению их вылавливают мухомары.
Они кусаются, если раздразнить; сегодня ночью мы будем спать под москитной сеткой. Другие насекомые попадаются нечасто и не ядовиты, хотя какое-то похожее на краба существо стащило у Кека рыбину – схватило ее с мокрого камня и юркнуло в воду! «Клешни как у омара, – веселится Кек. – Берегите пальцы на ногах, джентльмены!»
На следующий день пришлось тащить лодки волоком в обход порогов – задача без вьючных животных непростая. Вытолкав лодки на берег, осмотрелись; к счастью, каменистая кромка реки оказалась достаточно широкой. Нашелся тут и запас плавника – сухих флейтовых стволов, которые прибило к камням весенними паводками и которые можно было применить в качестве катков. Но волок, на который убили целый день, вымотал всех; на закате Гилфорд был в состоянии лишь, превозмогая боль во всем теле, забраться под москитную сетку и провалиться в сон.
Наутро они с Салливаном, Гиллвени и Томом Комптоном погрузили припасы на борт лодки. Их «Проницательность» оказалась на воде последней; к тому времени, когда они выплыли на середину реки, головная плоскодонка, «Арарат» Финча, уже скрылась за излучиной. Река здесь была мелкой, а течение быстрым, так что Гилфорд сидел на носу с веслом наготове, высматривая камни и готовясь при необходимости направить плавсредство в сторону от препятствия.
Они уверенно двигались вверх по течению, как вдруг мотор несколько раз чихнул и заглох.
Наступившая внезапно тишина испугала Гилфорда. Доносился лишь мерный гул мотора «Камиллы», шедшей в сотне ярдов впереди, и плеск воды. Салливан, негромко выругавшись под нос, откинул брезентовый полог моторного отсека.
«Проницательность» еще шла против течения по инерции, но это продолжалось недолго. Все молчали в растерянности. Наконец Том Комптон подал голос:
– Все весла на воду, мистер Гиллвени. Нужно разворачиваться и плыть к берегу.
– Под капот воды попало совсем чуть-чуть, – сказал Салливан. – Я смогу завести мотор… наверное.
Том Гиллвени, которому не слишком нравилось путешествовать по реке, с тревогой в глазах кивнул, но принялся отвязывать весла.
Орудуя своим веслом, Гилфорд развернул лодку. Потом замахал рукой, давая тем, кто шел на «Камилле», понять, что у «Проницательности» проблема. Кек помахал в ответ и начал разворачиваться, но «Камилла» была уже пугающе далеко. А теперь и берег начал удаляться от «Проницательности», ускользать прочь. Лодка превратилась в игрушку Рейна.
Мимо проплыл каменистый берег, от которого она только что отчалила.
– О боже! – простонал Гиллвени, лихорадочно молотя веслом.
Побледневший Салливан оставил в покое мотор и тоже схватил весло.
– Держите скорость, – велел Том Комптон, и его негромкий голос почти потерялся в реве воды. – Когда подойдем к берегу, я выскочу и застопорю лодку. Дайте-ка фалинь.
Гилфорд подумал о порогах. Наверное, все в лодке сейчас думали о порогах. Они уже виднелись впереди – белая полоса, в которой исчезала река. Берег не становился ни на дюйм ближе.
– Скорость держите! – рявкнул следопыт. – Черт вас дери, Гиллвени, что вы хлопаете веслом, как птица крылом! Загребайте воду!
Окрик заставил тщедушного Гиллвени опомниться. Он закусил губу и вогнал весло в воду. Гилфорд греб молча, экономя силы. Пот заливал ему лицо, и губы, когда он облизал их, оказались солеными. День внезапно перестал быть прохладным. Прибрежные дарвинианские птицы, похожие на угольно-черных воробьев, безмятежно носились в вышине.
Теперь, когда «Проницательность» приблизилась к берегу, вода кипела на острых, как акульи плавники, камнях. И вдруг лодка задела кормой о дно; раздался глухой треск.
– Скег оторвало, – выдохнул Салливан. – Гребите!
Следующей жертвой, похоже, пал винт; заскрежетало, и лодка содрогнулась. Гиллвени ахнул, но никто ничего не сказал. Вокруг оглушительно ревела вода.
Берег превратился в нагромождение валунов, близких, но недоступных; они с устрашающей скоростью проносились мимо. Том Комптон чертыхнулся и, схватив фалинь, выскочил из лодки. Он приземлился на скользкий плоский валун; фалинь в его руках принялся разматываться со скоростью разъяренной змеи. Гилфорд отчаянно работал веслом, тщетно силясь преодолеть течение. Следопыт поспешно выпрямился и накинул веревку на гранитный выступ, торчавший из воды, и в тот же миг «Проницательность» туго натянула ее. Веревка, дзенькнув, вырвалась из воды. Лодку вздернуло на дыбы и боком понесло на камни, и Гилфорд напрягся всем телом, готовясь к столкновению. Салливана швырнуло на мотор. Гиллвени, застигнутый врасплох, кувырком полетел через правый борт в бурлящий прибой.
Гилфорд бросил вдогонку моток веревки, но энтомолога там уже не было. Стремительная зеленая вода подхватила его и унесла прочь, не оставив ни пенистого следа, ни воронки.
Потом «Проницательность» шваркнуло о камни, лодка стремительно накренилась, и Гилфорд изо всех оставшихся сил вцепился в уключину.
Сидим на суше над безымянными порогами уже второй день. Ремонтируем «Проницательность». Скег и винт можно заменить запасными.
А вот Тома Гиллвени – нет.
Постскриптум. Я не слишком хорошо знал Тома Гиллвени. Он был тихим, погруженным в свои научные исследования человеком. По словам доктора Салливана, весьма уважаемым в своей области специалистом. И такая нелепая смерть. Мы искали ниже по течению, но так и не нашли тело. Я буду помнить застенчивую улыбку Гиллвени, его серьезность и жадный интерес к новому континенту.
Мы все оплакиваем его кончину. Настроение мрачное.
Полость в крутом скалистом берегу Рейнского ущелья, что-то вроде природной пещеры, не слишком протяженной, но с высокими, как у церкви, сводами. Соборная пещера, так назвал ее Престон Финч. Скромная пирамидка из камней в честь Гиллвени. Мемориальная доска из плавника, на которой Кек геологическим молотком выбил надпись «Памяти доктора Томаса Маркленда Гиллвени» и дату.
Постскриптум. Поскольку на разговоры нас не тянет, тишину нарушает только река, ветер (дождь снова загнал нас в палатки) да Диггс, напевающий под нос «Благодатную скалу»
[7], разводя костер.
