Хлынувший студеный ливень заставил людей задержаться в укрытии. Том выкопал в земле, под естественным дымоходом между валунами, отверстие для костра. У него вошло в привычку мурлыкать под нос дурацкие песенки конца прошлого века – вроде «Золотых туфелек», «Мраморных палат»
[10] и тому подобных. Без слов, одни мелодии. В его устах они звучали как туземные напевы – странные, заунывные.
Снаружи все лил и лил дождь, время от времени ослабевая, но ни на миг не прекращаясь. Ручейки струились по камням. Гилфорд выкопал в земле канаву, чтобы отводить влагу к нижнему выходу из пещеры. Еду приходилось экономить. С каждым днем члены экспедиции все больше слабели, а перспектива добраться до Рейна становилась все призрачней. Наверное, это описывалось каким-то точным уравнением, зависимость между слабостью и временем, которая работала не в их пользу.
Солдат теперь снился Гилфорду не так часто, хотя время от времени наведывался – обеспокоенный, умоляющий, нежеланный. Зато часто снился отец, чье упрямство и приверженность заведенному порядку до срока свели его в могилу.
Гилфорд думал об этом без осуждения. В конце концов, что способно завести человека на этот край земли, если не безоглядное упорство?
Возможно, это упорство поможет ему вернуться к Каролине и Лили.
«Умереть невозможно», – сказал тогда Салливан.
Не исключено, что это истинная правда. До сих пор Гилфорду везло. Но он определенно мог загнать себя за все мыслимые пределы физической выносливости.
Он обернулся к Тому, который сидел, прижавшись спиной к холодному камню и подтянув колени к груди. Рука следопыта периодически пыталась нащупать трубку, потерянную много месяцев назад.
– Там, в городе, – произнес Гилфорд, – вам что-нибудь снилось?
– Ты не хочешь этого знать, – последовал бесстрастный ответ.
– А может, хочу.
– Сны – ничто. Чушь собачья эти ваши сны.
– И тем не менее.
– Был один сон, – признался Том. – Будто я умер где-то в грязи, в поле. Что я был солдатом. – Он поколебался. – Будто я превратился в собственного призрака, если это не кажется тебе бредом.
«Увы, вовсе не кажется», – подумал Гилфорд.
Ну не то чтобы совсем не казалось, но наводило на мысль, что… Боже правый, не может быть!
Он содрогнулся и отвернулся в сторону.
– Нам нужна еда, – сказал Том. – Завтра, если погода позволит, я пойду на охоту. – Он покосился на Престона Финча, который спал как убитый. Кожа туго обтягивала череп геолога. – Если не получится, придется зарезать змею.
– Это все равно что перерезать горло самим себе.
– Мы сможем добраться до Рейна с двумя змеями.
Впервые в голосе следопыта не было уверенности.
Утро выдалось ясное, но очень холодное.
– Поддерживай огонь, – велел Том Гилфорду. – Не давай ему погаснуть. Если через три дня не вернусь, идите на север без меня. Позаботься о Финче, насколько сможешь.
Гилфорд смотрел, как он удаляется в пронзительную синеву с ружьем на плече – мерным шагом, экономя силы. Меховые змеи повернули вслед Тому головы с широко расставленными черными глазами и заскулили.
– Я никогда об этом не мечтал, – произнес Финч.
Костер едва тлел. Гилфорд сидел перед ним на корточках, подкладывая сырые прутики. Те быстро сгорали, давая больше пара, чем дыма.
– Что такое, доктор Финч?
Ученый поднялся и осторожно выбрался из пещеры наружу, щурясь на ледяной свет дня. Он казался хрупким, как старый пергамент. Гилфорд на всякий случай одним глазом поглядывал на него. Прошлой ночью Финч метался и бредил во сне.
Но старик лишь подошел к валуну, расстегнул ширинку и не торопясь помочился.
Он приковылял обратно и сказал:
– Я никогда об этом не мечтал, мистер Лоу. Я мечтал о нормальном мире, понимаете?
Финча вообще нелегко было понять, даже когда он соглашался разговаривать. Два передних зуба у него шатались; он свистел, как чайник. Гилфорд из вежливости кивнул, продолжая подкладывать хворост в костер.
– Не надо относиться ко мне снисходительно, мистер Лоу. Все это казалось совершенно логичным. Преображение Европы в контексте библейского Потопа, Столпотворения, разрушения Содома и Гоморры… И если это не дело рук ревностного, но постижимого Бога, тогда это может быть только хаос, только ужас.
– Возможно, все это лишь выглядит так по причине нашей невежественности, – возразил Гилфорд. – Возможно, мы как обезьяны, которые смотрят в зеркало. Да, в зеркале есть обезьяна, но за зеркалом никакой обезьяны нет. Делает ли это отражение в зеркале чудом, доктор Финч?
– Вы просто не видели, как у того человека в мгновение ока затянулись раны.
– Доктор Салливан как-то сказал, что чудо – это название, которое мы даем своему невежеству.
– Только одно из названий. Есть и другие.
– Да?
– Духи. Демоны.
– Это суеверие, – сказал Гилфорд, хотя по коже у него побежали мурашки.
– Суеверием, – бесцветным тоном произнес Финч, – мы называем чудо, которое не одобряем.
Ни чернил, ни бумаги уже почти не осталось, поэтому буду краток. (Все же напишу, что скучаю по тебе, Каролина, и не утратил надежды увидеть снова и крепко обнять.)
Тома Комптона нет уже четыре дня, на день больше, чем он велел его дожидаться. Я должен продолжать путь, но без него это будет трудно. Все же очень хочется верить, что вскоре я увижу его, закутанного в мохнатые шкуры, легкой поступью выходящего из леса.
Доктор Финч мертв, Каролина. Когда я сегодня утром проснулся, в пещере его не было. Я вышел из нашего убежища и обнаружил, что он повесился на суку полынной сосны.
Под ночным дождем он обледенел; его тело искрилось в лучах солнца, точно чудовищная елочная игрушка. Надо будет набраться сил и снять старика, и пусть эта каменная пещерка станет его усыпальницей.
Бедный доктор Финч. Он очень устал и был болен, и подозреваю, ему не хотелось жить в мире, который, по его убеждениям, населен демонами. Возможно, это было мудрое решение.
Но я намерен жить дальше. Люблю вас с Лили.
Глава 22
В роскошном вестибюле не было ни души. Обитатели «Эмпайра» высыпали наружу и столпились в конце улицы, чтобы смотреть на артиллерийский обстрел. Каролина прошла мимо обитой красным плюшем мебели и поспешила вверх по лестнице следом за Колином, волоча за собой Лили.
