Итак, одним врагом было время, и этот враг был если не побежден, то хотя бы обезоружен.
Вторым врагом солдат назвал пси-жизнь, от греческой буквы «пси», обозначавшей «псевдо».
Пси-жизнь стала итогом попыток имитировать эволюцию у машин.
Машины, сказал солдат, могли достигать разумности – в определенных пределах. По-моему, он употребил эти слова – «разумность» и «машины» – в чисто техническом смысле, но я не стал уточнять. Как органическая, так и истинная машинная разумность базируется на некоем принципе, который он назвал квантовой неопределенностью, тогда как пси-жизнь скорее можно отнести к области математики.
Пси-жизнь продуцировала системных паразитов или то, что он назвал – я постараюсь воспроизвести его слова поточнее – бессмысленными Алгольными Ритмами, которые паразитировали на сложных системах, внедрялись в них и затем пожирали.
Эти Алгольные Ритмы испытывают к разумным существам не больше ненависти, чем дорожные осы к тарантулам, в чьи тела откладывают яйца. Пси-жизнь внедряется в разумные «системы» и пожирает сам Разум. Она пользуется коммуникацией и мышлением как средством для воспроизводства собственных копий, и так ad infinitum
[11].
Пси-жизнь, хотя и лишенная индивидуальности и сознания в традиционном смысле этих слов, способна имитировать эти качества, действуя с сосредоточенной, пусть и муравьиной рассудительностью, со слепой изобретательностью. Представь себе, если сможешь, колоссальный интеллект, начисто лишенный понимания.
Пси-жизнь возникала в разные моменты времени и в разных местах по всей Вселенной. Она несла в себе угрозу Разуму и была подавлена, хотя и не уничтожена окончательно. Считалось, что Архив непроницаем для пси-жизни; распад конвенциональной материи должен был означать и конец этих вредоносных Альгольных Ритмов.
Но это оказалось не так.
Архив был поврежден пси-жизнью.
Архив.
Каролина, что, по твоему мнению, должна представлять собой полная и всеобъемлющая история с точки зрения Бога?
Не чью-либо интерпретацию прошлого, пусть даже самую глубокую и объективную. В равной степени она не может быть и самим прошлым, поскольку обратиться к нему напрямую будет затруднительно.
Нет, полный и всеобъемлющий справочник по истории должен представлять собой историю в зеркале, прошлое, правдиво воссозданное и легкодоступное, которое можно открыть как книгу, написанную на всех изначальных языках и диалектах; достоверную работающую модель, из которой, однако, в целях упрощения должны быть удалены все пробелы и которая должна быть доступна для Разума Вообще таким образом, который не привел бы к изменениям и повреждениям самой книги.
Архив был статичным, поскольку история не может изменяться, но по нему через длительные промежутки времени проходило то, что солдат назвал полем Хиггса, которое он сравнил с граммофонной иглой, скользящей по канавке грампластинки. Сама пластинка при этом не меняется, но из неизменного объекта извлекается динамическое явление – музыка.
В нормальном мире, разумеется, каждый раз, когда проигрывается одна и та же пластинка, музыка идентична. Но представь, что ты поставила в граммофон пластинку с симфонией Моцарта, а она вдруг превратилась в «Волшебную флейту»?
От всего этого голова у меня шла кругом, но я понял, к чему ведет солдат.
Его Мировая война была моцартовской симфонией. А Преображение Европы – «Волшебной флейтой».
– Ты хочешь сказать, что мы находимся внутри Архива?
Он спокойно кивнул.
Меня пробрала дрожь.
– То есть… получается, что я своего рода справочник по истории? Или, по крайней мере, страница из него? Или параграф?
– По задумке – да, – произнес он.
Осмыслить все это, конечно, было очень сложно, даже притом, что я готов был впитывать услышанное как губка. Каролина, я представляю, как ты будешь все это читать… Наверняка решишь, что я сошел с ума.
Возможно, ты права. Да я, наверное, и сам предпочел бы так думать.
Но мне не дает покоя вопрос, кому именно адресовано это письмо. Тебе, в смысле той Каролине, которая теперь живет в Австралии, или той другой Каролине, чей образ был со мной на континенте, Каролине, мысль о которой поддерживала меня там.
Может, она не исчезла совсем, та Каролина. Может, она сейчас читает эти строки, стоя у тебя за плечом.
Ты понимаешь всю чудовищность того, что этот призрак сказал мне?
Он заявил – в открытую и без обиняков, – что весь мир вокруг меня, мир, в котором мы с тобой обитаем, на самом деле не более чем долговременная иллюзия, заключенная внутри машины, находящейся в конце времен.
Это было уже слишком даже для меня, несмотря на все мое увлечение произведениями Берроуза, Верна и Уэллса.
– Я не могу объяснить это в более понятных терминах, – сказал он, – как и просить тебя о чем-то большем, нежели обдумать такую вероятность.
Дальше – больше. Пока мы были «справочником по истории», Каролина, каждое событие, каждое действие было предопределено, поскольку являлось механическим повторением того, что случилось когда-то давно, – хотя, разумеется, нам неоткуда было об этом узнать.
Но пси-жизнь внесла в систему «хаос» (это слово солдата) – эквивалент того, что теологи именуют свободной волей!
Что означает, сказал солдат, что ты, и я, и все остальные разумные существа, которые были «смоделированы» в Архиве, стали независимыми, непредсказуемыми духовными сущностями – то есть настоящими жизнями, новыми жизнями, которых Разум клялся защищать!
Иными словами, вторжение пси-жизни освободило нас от механического существования… несмотря на то что пси-жизнь намерена держать нас в заложниках и в конечном итоге уничтожить.
(Меня подмывает думать об этих представляющих пси-жизнь сущностях как о мятежных ангелах. Принеся зло в сей мир, они дали нам статус высокодуховных существ. И несмотря на то что они нас освободили, мы должны биться с ними насмерть!)
Мы еще некоторое время поговорили, пока остатки утреннего тумана не рассеялись и небо не просветлело. В свете дня солдат стал казаться еще более призрачным. Он отбрасывал тень, но она была не такая густая, как моя.
Под конец я задал самый важный вопрос: зачем он пришел и чего хочет от меня?
Ответ был долгим, и он лишил меня душевного равновесия.
Солдат попросил о помощи.
Я ему отказал.
Доктор Салливан, споря с Престоном Финчем, частенько отвечал ему цитатами из епископа Беркли. Одна фраза засела у меня в памяти. «Явления и действия являются тем, чем они являются, и последствия их будут такими, какими будут; зачем же тогда нам хотеть обманываться?»
