– Я вывел ее из-под удара. Она узнала меня по твоему описанию. Я стал для нее чем-то вроде святого Грааля – доказательством того, что все это не бред сумасшедшего.
– И ты привез ее сюда?
– Фейетвилл так и так был у нее в списке следующим пунктом. На самом деле она ищет тебя.
Эбби вынесла чемодан к машине, взгромоздила его в багажник, оглянулась на Гилфорда и зашагала обратно к дому. Ветер играл ее темными волосами, юбка покачивалась в такт шагам, обрисовывая контуры ног.
– Не нравится мне это, – сказал Гилфорд. – Не нравится, что она в этом замешана.
– Черт побери, Гилфорд, мы все в этом замешаны. Речь идет не о нас с тобой и еще нескольких сотнях людей, которые разговаривают с призраками. Речь идет о том, умрут твои дети и дети твоих детей навсегда или, что стократ хуже, окажутся в рабстве у этих тварей из иного мира.
На солнце наползло облако.
– Ты на время выходил из игры, – продолжал следопыт, – но игра продолжается. Люди гибнут с обеих сторон, хотя нас и сложнее убить, чем простых смертных. Твое имя всплыло, и игнорировать этот факт ты не можешь. Видишь ли, их не волнует, что ты решил отсидеться и не участвовать в войне, для них ты потенциальная угроза, и они хотят от тебя избавиться. Ты не можешь оставаться в Фейетвилле.
Гилфорд непроизвольно бросил взгляд на дорогу, словно ожидая увидеть подступающих врагов. Но там не было ни души. Лишь ветер кружил в сухом воздухе дорожную пыль.
– У меня есть какой-нибудь выбор? – спросил он.
– Никакого, Гилфорд. В том-то и беда. Останешься здесь – потеряешь все. Переберешься в другое место – рано или поздно случится то же самое. Так что… нам остается только ждать.
– Нам?
– Всем нам, старым солдатам. Теперь мы знаем друг друга, напрямую или через наших призраков. Настоящая Битва еще не началась, до нее несколько лет. Так что мы стараемся держаться подальше от обычных людей. Никаких постоянных адресов, никаких семей, незаметная работенка где-нибудь в глуши или в большом городе, где можно ни с кем не общаться и держать ухо востро, наблюдать за плохими ребятами, но главным образом… ждать.
– Чего ждать?
– Главной Битвы. Воскресения демонов. По сути, ждать, пока нас не призовут.
– И сколько ждать?
– Кто знает? Десять лет, двадцать, тридцать…
– Это что-то нечеловеческое.
– Ну, это неоспоримый факт. Мы ведь и есть не человеки.
Глава 29
В сопровождении Тома Комптона он поднялся по лестнице отеля «Оро-Дельта» и вошел в ресторан. Это был высокий мужчина непримечательной внешности, которого, однако, нельзя было назвать совсем уж некрасивым; на вид ее ровесник. У Лили тотчас вылетело из головы все, что она намеревалась ему сказать.
Она поймала себя на том, что пытается воскресить воспоминания о Гилфорде Лоу – в смысле, собственные воспоминания, не рассказы о нем, которые она слышала от матери или от его знакомых в ходе своего расследования. В памяти проявились лишь немногочисленные образы. Силуэт у ее постели. Книжки про страну Оз, то, как он произносил «Дороти» – неторопливо, округло. «До-ро-ти».
Мужчина явно помнил ее. Он остановился перед столиком с выражением, в котором мешались трепет, сомнение и – если, конечно, она себе это не вообразила – боль застарелого раскаяния. Сердце у нее готово было выскочить из груди.
– Вы, видимо, Гилфорд Лоу? – задала она идиотский вопрос.
– А вы… ты… Лили, – выдавил он.
– Ну, вы тут поговорите, – сказал Том, стоявший позади Гилфорда, – а я возьму себе чего-нибудь выпить.
– Приглядывайте за дверью, – попросила Лили.
Разговор не клеился, во всяком случае поначалу. Ему как будто хотелось все узнать и все объяснить: он засыпал дочь вопросами, тут же перебивал ее, не давая ответить, и сам перескакивал с темы на тему, пускался в воспоминания и умолкал не договорив. Перевернул на себя чашку кофе, выругался, спохватившись, покраснел и извинился за свою несдержанность.
– Я не кисейная барышня, и мне не пять лет, – сказала Лили. – Я понимаю, каково вам сейчас. Мне тоже нелегко, но, может, начнем все с чистого листа? Как два взрослых человека?
– Как два взрослых человека… Разумеется. Просто…
– Что?
Он взял себя в руки:
– Просто я так рад тебя видеть, Лил.
Она закусила губу и кивнула.
«Это сложно, – думала Лили, – потому что я знаю, кто он. Вот он сидит передо мной, как самый обычный человек, теребя манжеты и барабаня пальцами по столу. Но от обычного человека в нем не больше, чем в Томе Комптоне: эти двое несут на себе печать чего-то совершенно невероятного, выходящего далеко за пределы воображения».
Ее отец – не вполне человек.
Лили в двух словах рассказала Гилфорду о своей жизни. Не была уверена, что он одобрит ее работу – разовые публикации в сиднейской газете, расследования, несколько журнальных статей, собственное имя. Она незамужняя тридцатилетняя карьеристка. Не слишком лестная характеристика. Даже в ее собственном воображении сложился образ высохшей старой девы, может быть, даже с небрежным макияжем и стаей кошек. Такой ее представляет себе Гилфорд?
Но его, похоже, куда больше беспокоила безопасность дочери.
– Мне очень жаль, что ты впуталась во все это, Лил.
– А мне не жаль. Да, это пугает, но одновременно дает ответ на массу вопросов. Еще задолго до того, как я все поняла, я обнаружила, что меня завораживает Дарвиния, сама идея Дарвинии. С самого детства завораживает. Я прослушала несколько курсов в университете – по геологии, по теории творения, по тому, что называют имплицитной историографией, по фоссилиномии Дарвинии и смежным дисциплинам. Нам еще столько всего предстоит узнать об этом континенте, но все и всегда неизбежно упирается в какую-нибудь тайну. И никто не предлагает убедительных гипотез, если, конечно, не брать в расчет теологов. Когда я прочла твои записки – и впоследствии познакомилась с Томом, – у меня возникло ощущение, что ответ существует, пусть и странный, пусть и такой, который сложно принять.
– Лучше бы тебе ничего не знать.
– Неведение далеко не всегда благо.
– Я боюсь за твою жизнь, Лил.
– А я боюсь за жизнь всего человечества. Но страх меня не остановит.
Гилфорд улыбнулся.
– Я не шучу, – добавила Лили.
– У меня и в мыслях не было. Просто ты на мгновение напомнила мне одного человека.
– Да? И кого же?
– Моего отца. Твоего деда.
Она поколебалась:
– Я охотно о нем послушаю.
– А я охотно расскажу.
По правде говоря, главное впечатление, которое она на него произвела: сколько же в ней от матери. Не будь волосы посветлее, ее можно было бы принять за Каролину. И выглядела она такой же упрямой, только без глубоко затаенных тревог и сомнений. Каролина всегда стремилась отгородиться от мира; Лили предпочитала прямое столкновение с ним.
