Растерявшись от такой постановки вопроса, я обернулась к Ричарду, надеясь на помощь, но Эль его опередила.
— Жизнь очень непредсказуема, детка, — подойдя чуть ближе, но по-прежнему держа дистанцию, заговорила девушка, склонив на бок голову, — поэтому не стоит думать о том, что будет через год, ведь каждый прожитый день несёт с собой бесценный опыт, который может повлиять на решение.
— О, какие мудрые слова! Не узнаю свою сестрёнку, — улыбнулся Айрон. — Ты прямо-таки растёшь в моих глазах. Пожалуй, я запишу их и буду показывать тебе каждый раз, когда ты начнёшь излишне переживать по всяким пустякам.
— Да ну тебя, — отмахнулась от него Эль, — вечно ты со своими шуточками.
— Я на полном серьёзе, — начал поддразнивать её брат, — помнишь, буквально вчера…
Не слушая дружескую перепалку родственников, я сосредоточилась на девочке, прекрасно понимая её чувства.
— Может, и правда не будем загадывать наперёд? — опустившись рядом с ней на колени, предложила я, поймав задумчивый взгляд детских глаз. — Нам ещё столько всего надо успеть сделать вместе, что тратить время на размышления о том, что будет через год, действительно глупо. Как считаешь?
— Наверное, ты права, — вздохнула малышка, — просто сегодня нам было так хорошо, там, в парке, когда играли в игры, кушали, даже когда шли с дядей по тропинке с заплечными мешками, что от одной только мысли о расставании, вдруг стало грустно.
— Понимаю! Значит, надо сделать так, чтоб опять стало весело, — улыбнулась я и обняла девочку, чувствуя, как та судорожно выдохнула, опешив от моих действий, но спустя миг обняла в ответ. — Есть предложения?
— Надо подумать, — хихикнула Майла, — но с этим делом лучше всего справится брат, надо только его отыскать.
— Предлагаю сделать это вместе, — отстранившись от девочки, протянула раскрытую ладонь. — По рукам?
— По рукам, — улыбнулась та, забыв про горести и обиды, хлопнув в ответ.
Вот чем дети и отличаются от взрослых — они открыты и порывисты, но, не стоит забывать, что даже у таких маленьких личностей есть гордость, затронув которую можно запросто нажить себе врагов.
Задерживать нас никто не стал, поскольку все и так слышали наш разговор, поэтому уже через пару минут мы стояли у развилки.
— Куда дальше? — видя нерешительность Майлы, поинтересовалась я.
— А ты никому не расскажешь где тайное место Мориса? — с сомнением в голосе, промолвила та, ответив вопросом на вопрос.
— Зуб даю, — брякнула я, но, видя растерянность на детском личике, уточнила, — обещаю, что никому не расскажу.
— Хорошо, — кивнула девчушка, уверенно шагнув в сторону левады с единорогами, — рядом с изгородью растёт огромное раскидистое дерево, когда Морису плохо, он убегает к нему, но только оно внутри загона, а не снаружи, поэтому мы никому не говорим. Если дядя узнает…
Договаривать она не стала, но, помня о запрете, мне было и так понятно, что за подобное непослушание Ричард точно устроит взбучку. Готова ли я к такому повороту. А почему бы и нет! Уже не привыкать.
Вот только чем ближе мы подходили к изгороди, тем тревожнее билось сердце, заставляя ускорить шаг.
Последние метры до левады я преодолела уже бегом, подгоняемая собственной интуицией, что твердила без умолку о грозящей Морису опасности. Откуда взялось подобное убеждение и насколько оно правдиво, задумываться не стала, предпочитая сначала отыскать мальчика, а потом уже разбираться в себе. И, если честно, очень бы обрадовалась, если бы опасность оказалась надуманной…
Вот только добравшись до загона, удостоверилась, что это не так.
Огромный белый жеребец, с золотистым рогом во лбу, нервно бьющий копытом неподалёку от старого раскидистого дерева, первым привлёк к себе внимание и только потом, возле его ног, я увидела лежащего Мориса. Страх за ребёнка перекрыл собой все остальные эмоции, и чувство самосохранения в том числе. Видимо это и был тот самый материнский инстинкт, присущий нашим женщинам, о котором говорил Ричард. Иного объяснения тому, что я вскарабкалась на заграждение раньше, чем обдумала свой поступок, у меня не было.
Спрыгнув на изумрудную траву, я осторожно выпрямилась, краем глаза заметив ещё нескольких единорогов, спешащих в нашу сторону. Животные были явно чем-то взволнованы. Даже не зная их повадок, я чувствовала волну негатива, исходящую от них. Каким образом? Не сказала бы и под пытками, поскольку сама столкнулась с подобным впервые.
Белый жеребец, стоявший всё это время над неподвижным Морисом, тоже заметил незваного гостя в моём лице и, видимо решив, что я представляю большую опасность, рванул в мою сторону. Позади охнула Майла, не сумев сдержать волнения, но сейчас было не время отвлекаться на подобные мелочи. Единственное, что меня заботило в ту минуту — это состояние Мориса.
Ну же, Ника, думай! Как помочь ребёнку, лежащему без признаков жизни на траве, как подойти к нему, когда путь перекрыт взбешённым зверем, весом больше тонны?
«Закрой глаза и открой свою душу, — внезапно раздался в моей голове скрипучий старческий голос, который я однажды уже слышала, той самой ночью, когда мне исполнилось десять лет. Мурашки побежали по спине, подгоняемые ледяными щупальцами страха, а слуховые галлюцинации меж тем продолжали набирать обороты. — Прими ту силу, что сокрыта в твоей крови, девочка, прими дар, ниспосланный нашему роду богами, прими себя, такой, какая ты есть, пока не стало слишком поздно. Не противься предназначению. Открой своё сердце и почувствуй то, от чего отказывалась все эти годы!».
Слова монотонно звучали в голове, отдаваясь во всём теле паническим ужасом. Я столько лет опасалась повторения случившегося, столько лет надеялась, что, тот кошмар остался в далёком прошлом…
Но, видение настигло меня тогда, когда я была совершенно к этому не готова.
Голова шла кругом, во рту пересохло от волнения, прерывистое дыхание вырывалось из груди жалкими хрипами, а в ушах отдавался перестук сердца, заглушаемый лишь словами прабабки.
«Прими, прими, прими, — казалось, шептали вокруг травы, кусты и деревья, — прими, прими, прими, — слышалось в пронзительном ржании приближающегося жеребца, — прими, прими, прими, — подталкивало собственное сознание…».
Мне ничего не оставалось, как подчиниться, сдавшись под натиском силы, пробудившейся в крови.
Стоило об этом подумать, и по телу огненной лавиной разлился жар, зародившийся где-то в районе макушки и затерявшийся в пятках, а в кончиках пальцев началось неприятное покалывание. Но, самое интересное то, что когда, зажмурившись от рези в глазах, я распахнула их вновь, мир вокруг словно преобразился, наполнившись невидимыми до этого момента всполохами.
Вокруг каждого существа, растения, даже предмета — будь то маленький камешек или крыша дома, проглядывающая сквозь кроны деревьев, появился мерцающий кокон, сплетённый из тонких нитей разного цвета и, чем разнообразнее были цвета в этом коконе, тем разумнее его обладатель.
