«Ва-а-ау, какая большая кровать!»
«А камин! Дорогой, мы же разожжем камин?»
Заглянула в детскую и со стороны понаблюдала за собиранием паззла — Мия вывалила на пол «Холодное сердце» на пятьсот элементов и сосредоточенно ковырялась в деталях, напевая под нос что-то из Эда Ширана.
Но долго торчать на втором этаже не имело смысла. Информация на сайте требуют немедленного изменения. На что угодно. Нормальный текст-представление еще придется сочинить, но до тех пор страницу можно оставить просто пустой. Чтобы ситуация не повторилась. Поэтому Джемма всё-таки отошла от двери детской и двинулась назад к лестнице.
За это короткое время голова остыла, покалывание маленьких иголочек прекратилось, но встречаться с Ройсом в ближайшее время всё равно опасно. Однако каков засранец! И каким же очаровательным он может быть, если захочет! Улыбка, грудной хриплый смешок, и это уже абсолютно другой Иэн Ройс… если не знать, что на самом деле в этот момент он злорадствует.
Джемма медленно спустилась вниз, остановилась на последней ступеньке. Холл показался пустым. Но только на несколько мгновений. В тишине до слуха стало долетать какое-то глухое шарканье, исходящее из-за администраторской стойки. Или это мыши, или кардиган так и не свалил. И скорее всего второе.
Она отошла от лестницы, приблизилась к стойке и перегнулась через столешницу.
Он не ушел мыть чашки. И про обещанное шампанское, скорее всего, забыл. Хотя Поппи вроде бы и сама о нём забыла, её покорила кровать, но обещания нужно исполнять. Однако Иэн, очевидно, не торопился. Оказалось, глухое шарканье издает карандаш, бегающий по бумаге. Ноутбук был задвинут под самую стенку стойки, каштановая голова склонилась над столом, а левая рука с зажатым в пальцах карандашом быстро летала над листом бумаги, оставляя за собой грифельные линии.
Джемма тихо склонилась ниже, попыталась присмотреться. Но голова перекрыла обзор на рисунок, давая рассмотреть только неясные края.
А художник даже не заметил, что больше не один…
— Ну что, любимая, показала гостям лежбище разврата?
Она вздрогнула и отпрянула. Всё-таки заметил. Голова поднялась, глаза с иронией уставились на неё, а уголок губ поднялся в фирменной ухмылке. Всю доброжелательность хозяина-деревенщины будто смыло синей волной.
И… «любимая»?
— Молчи, — Джемма закатила глаза.
— Я же говорил, что однажды нам повезет, — Иэн мазнул взглядом по её лицу и снова опустил голову.
— Заткнись.
— Но не думал, что так скоро.
Рука снова начала порхать над листом, карандаш зашуршал.
— Это не смешно, — Джемма поставила локти на столешницу и устало прочесала волосы пальцами. — Я забыла поменять информацию на сайте… Боже…
Тот самый текст, где рассказывается про уютное местечко, которым владеет милая супружеская пара. Хорошую же шутку он сыграл.
— Ты должна была стать Ройс, серьезно, — не отрывая взгляда от бумаги, продолжил Иэн. — Тогда сейчас всё выглядело бы еще смешнее.
Обхохочешься. Джемма уронила руки, ладони хлопнули по дереву.
— Ты физически не можешь захлопнуть рот?
Но вместо ответа Иэн отшвырнул карандаш, снова задрал голову и прищурился.
— Так почему ты Хант? — он сцепил пальцы в замок прямо на рисунке.
Он его прячет?
— До тебя не дошло? — Джемма покосилась на лист, но тут же перевела взгляд к синим глазам. — У меня ребенок с фамилией Хант. Я не стала бы отделять себя от Мии.
Иэн выгнул брови.
— Престон отказался удочерить девочку?
— Он не был обязан удочерять чужого ребенка.
— Чужого? Правда?
Его упрямым лбом можно крушить стены. Это официально. Джемма снова закатила глаза.
— Однажды я точно двину тебе чем-нибудь тяжелым, — она уронила голову в ладони и посмотрела на него сквозь пальцы. — Ты теперь три дня собираешься делать вид, что мы женаты?
— А ты реально хотела начать объяснять, что я не тот Ройс, а ты моя мачеха? Шикарная история! Вернись к ним, расскажи, еще не поздно, — Иэн откинулся на спинку стула и скрестил руки на груди.
Она хотела возразить. Но слова вдруг большим комом застряли в горле.
Чёрт. Джемма прикрыла глаза и тяжело втянула носом воздух. В холле стало тихо.
Да. Наверное, здесь он прав. Она настолько растерялась, что собиралась начать рассказывать чужим людям про их турецкий сериал, так что на самом деле изворотливый саркастичный мозг сработал вовремя. Но это не извиняет его за всё остальное. В то время, как он развлекался, она плавилась в медленном огне. Ладонь на талии была слишком обжигающей. Слишком. И если все три дня придется снова через это проходить, кто-то сгорит.
И этот кто-то — явно не он.
— Расслабься, — хриплый голос протрещал, как поленья в камине.
Джемма встрепенулась и вскинула голову. Оказывается, всё это время её внимательно изучали. Как бабочку на булавке.
— Им будет не до нас, — Иэн вяло отмахнулся и дёрнул бровями. — Как ты и говорила, у них намечается марафон блуда и разврата — простыни потом придется выбросить.
— Фу, боже… — она поморщилась.
— Согласен. А вот стол можно было бы просто протереть. Практичнее… — в его взгляде отразился дурашливый азарт. — Предложим им кабинет?
Губы Иэна чуть дрогнули, она заглянула в по-детски большие синие глаза, и от них разбежались слабые, еле заметные морщинки… Джемма застыла. Сердце будто подпрыгнуло и сделало кувырок. Он с ней шутит? По-настоящему? И не собирается сейчас выпустить очередную иглу? Из груди вырвалось чуть сдерживаемое фырканье. Джемма прикрыла рот ладонью, фырканье вырвалось еще раз и переросло в отрывистый смешок.
Морщинки в уголках синих глаз стали глубже. Губы расползлись в хитрой, но незлой ухмылке. И мир вокруг замер. Джемма сдалась первой, опустила ресницы и… только сейчас, наконец, увидела рисунок на нижнем столе. Это оказались руки. То есть только нижняя их часть. Пальцы одной руки обхватили тонкие угловатые запястья другой в растирающем жесте, отбросили тени на кожу. Каждая костяшка выделилась остро и отчётливо, аккуратные ногти не оставили сомнений. Это женские руки. Маленькие, утончённые, замершие в момент неуверенности и беззащитности…
Джемма во все глаза уставилась на рисунок. Всё вокруг забылось. Как он это делает? Люди искусства всегда вызывают восхищение и непонимание, но, господи, как он сделал это за такое короткое время?
Каким-то шестым чувством она уловила, как Иэн шевельнулся, и это вернуло в реальность. Она вскинула ресницы, посмотрела на него, но взгляд поймать не удалось: теперь он и сам смотрел на свой рисунок. Очевидно, она слишком долго пялилась на работу. Но он же должен быть привычным к такой реакции, разве нет?
